Наталья Никитина - Полтора килограмма
опершись руками о край раковины, замер. К счастью, дома никого не оказалось. Уже покидая кухню, я
заметил на столе большую белую таблетку и записку от мамы: «Сыночек, это аспирин. Раствори его в
стакане воды. Мама».
Я бросил таблетку в стакан и, слушая ее успокаивающее шипение, опустился на табуретку. Чувство
вины переплеталось с чувством благодарности к этой прекрасной женщине. Проглотив жидкость,
обещающую облегчение, я поплелся к дивану. И почти сразу уснул. Я слышал, как вернулась из школы Катя
и, стараясь не шуметь, исчезла, закрывшись в своей комнате.
Когда я вновь открыл глаза, был уже вечер. А точнее, часы показывали семнадцать двадцать.
Вернулась с работы мама, и они с Катей, плотно прикрыв дверь на кухню, тихо переговаривались, сидя за
столом. Мне было стыдно смотреть им в глаза, но встреча была неизбежна. Я вспомнил, что мама хотела на
97
сегодня взять отгул, чтобы провести весь день со мной. А я всё испортил! Видя мое состояние, она
предпочла уйти работать.
Я решительно прошел в ванную, умылся, почистил зубы и даже побрился. Всё это делал медленно,
оттягивая явку с повинной.
Наконец, придав лицу приличный вид, я нарочито приободренной походкой вошел в кухню,
предварительно постучав в дверь. Встав в дверном проеме, я выдал заготовленную речь:
– Дорогие мои дамы, приношу извинения за столь неподобающее поведение. Обещаю, что вы меня
больше не увидите в столь недостойном виде.
Катя прыснула от смеха, прикрывая ладошкой рот. Мама удивленно приподняла брови и, недоуменно
смахивая хлебные крошки со стола себе в ладонь, ответила:
– Лешка, ну чего ты как клоун-то? Можно подумать, мы тебя никогда пьяным не видели!
Вероятно, речь звучала излишне пафосно, что соответствовало скорее Дэну Харту, чем Алексею
Мальцеву. Я стушевался. Патетика здесь была действительно неуместна.
– Садись за стол, голодный ведь. С утра ничего не ел, – добродушно ворчала мама, доставая из
шкафа тарелку.
Я, ссутулившись, сидел, стараясь дышать в сторону, чтобы стойкий запах перегара не долетал до
сидящей рядом Кати. Состояние было неважное. Слабость, легкая тошнота, мысли о еде вызывали рвотный
рефлекс.
– Катюха, вот, борщ сварила, пока ты спал. Он кисленький, самое то с похмелья, – щебетала мама,
ставя передо мной тарелку с горячим красным супом, сдобренным щедрой порцией густой сметаны.
Мама быстро покрошила на деревянной доске веточку укропа и посыпала его поверх сметаны в
тарелку. Аромат от блюда шел изумительный. Решив не показывать, как же мне плохо, я взял в руки ложку и
кусок ржаного хлеба.
Уже после первого глотка я понял, что жизнь возвращается в мое тело. Этот новый для меня суп
красного цвета был восхитителен! Забыв об этикете, я сидел, положив локти на стол, и активно поглощал
содержимое тарелки.
– Да не выскребай ты так, давай добавки налью, – сердобольно отозвалась мама.
– Угу, – только смог промычать я, пережевывая пищу, и протянул пустую тарелку.
Вторая порция оказалась не менее вкусной и исчезла в чреве с той же скоростью. Удовлетворенный и
расслабленный, я отправился на балкон курить.
Вообще, сегодня мы планировали всей семьей пойти в ресторан и отметить мой отъезд. В аэропорту
нужно быть в девять утра. Сейчас восемнадцать тридцать, и я сыт настолько, что даже лобстер под
мексиканским соусом в исполнении Даниэлы не заставит меня сдвинуться с места.
Я бездумно пялился по сторонам. Дворник выполнял свой ежедневный сизифов труд – собирал
разнесенный ветром мусор. Это был азиат неопределенного возраста. На ум пришло, что у нас уборкой
территории тоже занимаются, как правило, нелегалы-мексиканцы либо студенты. Крайне редко это бывают
местные жители. По двору каталась на розовых роликах красивая девочка лет двенадцати с длинной русой
косой. Из подъезда вышла брюнетка, тоже с длинными волосами, собранными на затылке в хвост.
Держащая ее за руку девочка побежала к качели, а та, которая на роликах, подъехала к женщине. Они о чем-
то поговорили.
– Дарина, – позвала женщина, и девочка, спрыгнув с качели, подбежала к матери. Они сели в
черную старенькую «тойоту» и выехали со двора.
На балкон вышла Катя и грустно спросила:
– Мы не пойдем в ресторан?
– Пойдем, чуть позже. Андрей вернется – и пойдем.
Я не смог лишить теперь уже не чужих мне людей маленького праздника.
– Тогда я пошла наряжаться, – кокетливо отозвалась девушка, прокрутившись на одной ноге вокруг
собственной оси. И вернулась в комнату.
Я взял ноутбук и устроился на диване. Мама развешивала постиранное белье на балконе. Катя
скрипела дверкой шкафа в комнате.
Через час вернулся с работы Андрей. Пожимая мне руку, он иронично заметил:
– Пить, я вижу, ты совсем разучился. Тебе, что, закусывать не давали?
– Да ладно тебе, – тихо огрызнулся я, вспомнив Катин смех над моими извинениями. – Они виски
пьют, как чай! Я там ничего лишнего не наболтал?
– Америку хвалил свою. Хорошо, что твой пьяный английский трудно было разобрать, —
неодобрительно покачал головой брат.
К нам выбежала Катя в тех обновах, которые мы приобретали вместе. Глаза ее светились, как и тогда в
магазине. Немного косметики, уложенные волнами волосы, бежевые в тон колготок туфли на высоком
каблуке и платформе. Фиолетовое платье, облегающее стройную фигурку с большим вырезом, обнажающем
98
плечи. И вот передо мной уже очень привлекательная девушка. Я рассыпался в комплиментах, чем вогнал
сестру в краску. Андрей скептически хмыкнул, потому что проявлять телячьи нежности было не в его
правилах, и, подозреваю, что мой донор до аварии придерживался точно такой же модели поведения. Это я
понял, когда открывал перед Катей дверь или подавал руку, в то время как она спускалась по лестнице,
когда комментировал наряды, в которых она появлялась из примерочной, чтобы покрутиться передо мной.
Она смеялась и говорила, что я стал другим, как показывают в фильмах, немного странным, но такой я ей
нравлюсь больше.
Мама тоже преобразилась. Нанесла макияж и завернула волосы в старомодный вал, который,
впрочем, ей очень шел и делал похожей на Элизабет Тейлор. Черная длинная юбка, цветная блузка поверх и
черные туфли на небольшом каблучке. Настал и мой черед облачиться в пристойный ансамбль. Мама
нагладила нам с Андреем белые рубашки и классические черные брюки:
– Лешка, ты из своей футболки не вылезаешь! У тебя же целая полка с одеждой в шкафу. Половину,
конечно, Андрюшка перетаскал уже. Но это же твои вещи, или забыл уже, где лежат?
