В. Бирюк - Урбанизатор
Пришлось из сигнальщиков снять — поставить в прислугу, в писаря.
Он мещеряков до санпропускника довёл, там есть кому с ними разбираться. А сам ко мне прибежал.
— Господине, эти люди, ну, которые третьи, ну, подснежники…
— Короче можешь?
— А… ну… да… так… эта… Селеньице их вёрст 40 выше по Волге. По, стало быть, правому берегу. По осени, перед ледоставом, пришли откуда-то к ним люди. Русские. Да. Вроде — шиши. Но есть и воинские. Кажется. Местных побили, кучу всего забрали, из домов выгнали, баб… стало быть… ну… Вот. И стали строиться. И дома, и огороду. И — церковь. Поскольку меж ними есть поп.
А вот это интересно.
Есть речные шиши. Про них я рассказывал, на зиму «краеведы» имеют привычку захватывать малое поселение в глухой местности и становиться там на зимовку. Часть русских ратников после каждого похода пополняет эти речные банды — про это я уже…
Две странности: они строятся. Обычные шиши заходят в селение и дальше его только разрушают. Ну не любят разбойнички плотничать, или, там землю копать.
Вторая: поп. В жизни, конечно, всяко бывает. И среди попов — люди разные случаются. Но вот так в открытую… полковым капелланом среди шишей и мародёров… И — «строят церковь»? Очень странно… А место для меня важное — там позже Балахна будет, там соляные источники, снег сойдёт — я туда людей пошлю.
— Как звать?
— Кого? Попа? Не знаю.
— Нет, тебя самого.
— Драгуном кличут.
Как-как?! Ну, блин… Хотя — нормальное древнерусское имя. Никакого отношения ни к спешенной коннице, ни к конной пехоте. Вообще, к родам кавалерии — никак. Наверное, от «дорогой».
— Так, Драгун. Расспроси и разберись. С этими… церковными шишами.
Дефиниция вылетала случайно. В тот момент о связи православной церкви и речных разбойниках, захвативших селение мещеры возле Балахны — я не знал и не думал. И уж тем более не представлял — как это отзовётся на моём «гильотино-строительстве».
«Спешенный» ударом лопаты Драгун оказался толковым парнишкой. Он мог часами выслушивать бред очередного персонажа, жаловаться на головные боли, ныть по поводу подступающей слепоты и наступившей тошноты. Но слышал он хорошо. Улавливал ложь или хвастовство в рассказах туземцев и сводил их бесконечные излияния в короткие, очень ёмкие донесения. Которые и служили мне часто основаниями для принятия решений.
Темп жизни на Стрелке нарастал, нужно было всё и сразу. Но, часто, не то, что я предлагал.
— Хохлома? — Здорово! Красиво! Золото! Но… у нас простых ложек недостача.
— Ясно. Кто пойдёт баклуши бить?
«Бить баклуши» — технологическая операция в производстве деревянных ложек. А не то, что вы подумали.
Обилие пришлых, их страстное желание «зацепиться за Стрелку», а не сдохнуть с голоду в окружающих заснеженных лесах, позволяло использовать добровольность, а не принуждение. Обеспечивало «высокий конкурс на одно место». На любое место. Хоть горшки детишкам выносить — лишь бы в тепле и с хлебушком.
Различие пришедших ко мне людей выдвинуло на первый план задачи социализации. Вот были бы у меня здесь Пердуновские — они бы знали, «как здесь ходят, как сдают». В Рябиновской вотчине я годами выстраивал социальную структуру. Отношения не сколько между должностями — между людьми.
«Плевать в человека — нельзя. Пойдёшь свинарник чистить». Я просто знаю, насколько опасен плевок туберкулёзника или сифилитика. Здесь этих болезней пока нет. Но вбивать нормы поведения — надо заранее.
«Врать — нельзя. Пойдёшь кирпичи лепить». «Распространение недостоверной информации» — нахлебался вдоволь. «Кирпичи» — гуманизм. В боевых условиях — смерть.
Сотни подобных элементарных ситуаций, человеческих реакций были уже накатаны в Пердуновке. По моему плану, они должны были бы естественным образом воспроизводиться переселенцами здесь. А приходящие новосёлы довольно мирно интегрировались бы в такую среду. В ходе повседневного общения восприняли бы эти стереотипы и традиции. И — «У нас всё будет хорошо!».
«Куда сбываются мечты?». Так, об этом я уже…
Часть 72. «Выходили из избы здоровенные жлобы. Порубили дерева на…»
Глава 391
Понятно, что очень быстро образовались сильно сообразительные личности, которые пытались совмещать максимум «благ» с минимум труда. Тут не надо обижаться или рассуждать о «неблагодарности» и «природной испорченности». Да, воруют и сачкуют. Это неизбежно и потому — ожидаемо.
В родовом обществе, в общине, в патриархальной семье существуют довольно устойчивые комплексы мер. По идентификации и фиксации прав собственности, по определению нарушителя этих прав, по наказаниям.
Оказавшиеся в нашей, довольно изменчивой, динамической, городской структуре, новосёлы в определённый момент, не видя «привычных маркеров», начинали думать, что «всё вокруг народное, всё вокруг моё». Вели себя в твёрдой уверенности, что, поскольку прежних, общинных, методов сыска — нет, то их и вообще нет.
— А что Воевода сказал «нельзя…» — так он же не увидит!
Явление многократно исследовано и описано в самых разных обществах. Например, при привлечении туземцев из горных племён Таити в гостиничный бизнес в 20 веке. Про отечество не говорю — его и в 21 веке потряхивает по этому основанию. Даже без учёта выходцев из кишлаков и аулов.
Я этого ожидал, предвидел, принимал меры. Слова тут не действуют. Не так: действуют, но только «после того как», и наглядно.
Примерно через неделю после прихода каждой очередной большой группы новосёлов, пара-тройка «услышавших, но не внявших» подвешивалась к столбам в «Электродном овраге». Получала свой личный экземпляр «спинной росписи» — не путать со «стенной», и отправлялась «на кирпичи». Через неделю — повтор.
«Сле-е-едующий придурок».
Ещё через пару недель — последние. Из этой группы. За месяц — успевала придти очередная. Поселенцы лезли из леса довольно густо, и Христодул без работников не оставался. Хотя и мёрли они у него… ежедневно.
Я ярый противник телесных наказаний. Особенно — после впечатлений от здешнего кнутобойства. Когда кнут «вырывает куски мало не до кости».
Свободный человек, по моему мнению, не может быть бит плетьми. Поэтому кнутобойство — только для уличённых преступников. А преступник — не человек, гражданских прав не имеет. Новосёлы — и так «неграждане». Попавшиеся — ещё более «не…». И «кобыла» у Христодула уже отшлифована до блеска животами провинившихся.
По уму — сейчас у нас новосёл украсть может только то, что можно съесть под одеялом. Да и то — с риском для жизни. Выходить из голодовки нужно осторожно.
