Джоан Виндж - Псион
Я встал перед страшным выбором, потому что слишком устал жить так, как я жил. Каких чудес я мог бы добиться своей телепатией! Я хотел полностью реализовать то, на что способен, чтобы гордиться своим Даром. Почувствовать, наконец, что означает обладать всем, что можно купить за деньги… (Все, что мне нужно?) Я посмотрел на Джули, моя рука ласково провела по ее плечу. Она замерла, когда прочитала мои мысли, и это подтвердили мои глаза. Как и то, что все уже предрешено.
— (Джули, я…)
— (Возьми ее, если хочешь!) — продолжил атаку Рубай. — (Используй ее, перестань быть пугливым идиотом! Разве ты не знаешь, что такое клан Та Минг? Это одна из самых могущественных и коррумпированных семей в Федерации. Транспортное Управление Центавра — лишь один из картелей, которые наняли меня для захвата шахт… Она свернула тебя с правильного пути — для чего? Быстро же ты позабыл Старый город, трущобы Куарро! Да ей, в сущности, наплевать на тебя, как и всем им. Они все похожи друг на друга, паразиты, питающие синдикаты, которые в свою очередь питают падаль общества, таких, как мы с тобой, уличный мальчишка! Всегда те, кому больше всех достается, на ком все держится. Мы нужны сильным мира сего. Благодаря нам держатся их системы, на наших страданиях и гибели. Тебя всю жизнь использовали, ты имеешь право ненавидеть их.)
Так, как ненавидел их он. Я коснулся центра ненависти в его мозгу, и черная горечь, ранящая, как черные алмазы, резанула меня изнутри. Мир был черен, только борьба за выживание. Кажется, теперь я могу сделать с этими подонками все, что они заслужили…
Но я не имел на это права. Я был лишь наполовину человеком… и наполовину гидраном. Наконец я увидел, что это значило — та моя часть, которая была гидраном, оказалась сильнее. Взять чужую жизнь представлялось непростительным грехом, уничтожить другого — значило уничтожить себя.
— Нет… я не могу.
Я снова стоял возле Джули, мое сознание раскололось надвое, кулаки сжались. Это Джули, которая не сделала мне ничего плохого. Она верила в меня. В то же время я осознавал, что все оказанное Рубаем — правда и что вторая моя половина готова уничтожить вселенную за то, что она сделала со мной, с ним, со всеми подобными нам… У Рубая было право ненавидеть их… Когда-то мы были похожи…
Но только не сейчас. Я видел, что власть и ненависть превратили его как раз в того, кого он ненавидел. Никто не имел для него значения. В моем лице он видел свое отражение, я был его зеркалом. Он пришел, чтобы разрушить то ценное, что объединяло меня с Джули и Зибелингом. Рубай хотел использовать меня, он бы уничтожил меня своим больным сознанием. Он сумасшедший, и я должен остановить его.
Я посмотрел на лицо Рубая, оно было непроницаемо. В его глазах я ничего не мог прочитать. Однако было уже поздно — он прорвался сквозь охрану моего сознания, ворвался в мой мозг, уже полностью контролируя его.
И я узнал, что такое его триумф, и подумал, что теперь моя очередь отправляться на тот свет — он держал мой разум в своих руках и мог раздавить меня в любую секунду, как букашку. Каждый мой вздох был теперь милостью Рубая.
Он не торопился, давая мне прочувствовать его силу; никто не мог остановить его, нечего даже пытаться.
Рубай кивнул, и хватка его железного разума немного ослабла.
— Я, похоже, ошибся в тебе дважды: первый раз недооценил — и сполна заплатил за это. Но теперь я был осторожнее. На этот раз ошибся ты, полукровка, — ты потерял чувство реальности. Ты разочаровал меня. Я надеялся… Впрочем, твой выбор вполне очевиден.
Я понял, что сейчас нам придет конец. Не столько потому, что мы разрушили его план, а из-за того, что задели его проклятую гордость. Теперь он хотел вновь продемонстрировать нам, что он — по-прежнему самый сильный и самый лучший. У него ничего не осталось, ни малейшего шанса, но последнюю малость он мог себе позволить. Расправиться с нами, в особенности с полукровкой-каторжником, который все испортил.
— (Зибелинг!) — Я непроизвольно позвал его. — (Нет, только не думать о нем, ведь он…)
Рубай улыбнулся, он уже знал обо всем заранее.
— (Нет, отчего же, думай о нем. Скоро он присоединится к нам. Подожди, это займет немного времени.)
Рубай взял что-то с панели управления, подошел ко мне и вложил мне в руку; я ощутил холодный металл. Меня ударил разряд тока, когда я прикоснулся к нему.
Я вздрогнул. Хотел удивиться, увидев, что оказалось у меня в руках, но не смог.
Это была энергетическая базука, бьющая концентрированным пучком энергии.
В жизни мне приходилось пару раз видеть такие у службистов, когда они патрулировали во время беспорядков.
Я посмотрел на Рубая, и мне не нужно было объяснять, что делать дальше. В моей голове возникли картины, от которых невозможно было избавиться простым закрытием глаз. Я видел, что нажимаю на пусковую кнопку, убивая Зибелинга, затем Джули и себя. Я не мог воспрепятствовать этому, потому что Рубай полностью контролировал мои мысли. Он мог заставить нас делать все что угодно… Нет! Я вздернул базуку, направив ее на злодея.
В тот же миг мне как будто железным обручем стянули глотку, перекрыв доступ воздуха. Прошли секунды, паралич усилился. Комната поплыла вокруг меня, я не мог больше стоять и осел, грудь горела, и я тщетно хватался за горло…
Рубай отпустил меня, я скорчился, задыхаясь и не в силах открыть глаза.
— (Встать!) — Я поднялся с огромным трудом. — (Возьми ружье!) — Я повиновался. Рубай приблизился ко мне, взял рукой за скулы и посмотрел в глаза.
— (Да, мне не составило бы труда передавить вас всех — самый простой вариант. Но так мне будет гораздо интереснее.) — Он вновь отпустил меня. — (Вдумайся в прошлые ситуации, Кот, пока у тебя еще есть время. Я нахожу обстоятельства вполне подходящими.)
— (Ты, подонок, я не буду убивать для тебя… я не могу.)
Ему было известно, что я не могу сделать это, потому что я гидран, и что со мной может быть после этого. С другой стороны, я не мог не подчиниться, потому что я не до конца гидран и недостаточно силен, чтобы остановить его. Потому что он был сильнейшим и непревзойденным, сильнее, чем мы вместе.
— (Джули…) — Я нашел ее в темнице сознания и попытался установить контакт, чувствуя ее ответную реакцию.
Она взяла мою руку. Но это было рукопожатием через тюремную решетку. Опять же благодаря любезности нашего мучителя, который наслаждался своим могуществом, позволив нам эту маленькую слабость.
— (Кот!) — Ее голос наполнил меня, она знала обо всем, что было на уме у Рубая. — (Зачем ты пришел?)
Ее чувство вины было той слабостью, которую Рубай использовал против нее, как и мое чувство вины и мою раздвоенность по крови. Мы были как мухи в его паутине, и всякий раз сопротивление Рубаю оборачивалось против нас.
