Юлия Зонис - Геном Пандоры
Он ускорил шаги. Внезапно под ноги подвернулся мокрый камень, и Колдун, поскользнувшись, полетел вниз, прямо в раскаленное жерло заката. Рубиновый свет приближался стремительно, и не было уже ни волка, ни оленя, лишь падение туда, откуда нет возврата. Колдун оглянулся в лихорадочной попытке за что-нибудь уцепиться и обнаружил, что к нему тянутся тысячи рук, лап, крыльев, образующих мягкую, но прочную сеть. Достаточно было принять их помощь, и падение замедлилось бы, а то и вовсе остановилось. Но Колдуну не понравилась их назойливая поддержка. Казалось, уступи он – и сам растворится в тысячеруком монстре, исчезнет так же окончательно, как если бы рухнул в багровое зарево. Непрошеные помощники замерли в нерешительности – и лишь одна рука все тянулась, все пыталась схватить его, и тонкий голосок звал настойчиво и решительно: «Колдун! Колдун, да проснись же!»
В лицо хлестнула ледяная волна, прогоняя морок. Колдун забарахтался, вцепился в протянутую ладонь и, выдернув себя из воды, перевалился через желтый борт лодки. И все пропало.
– Колдун! Да не спи же ты! Замерзнешь!
Кто-то тряс его свирепо и безжалостно. Колдун вздрогнул и открыл глаза. И тут же, подавившись, закашлялся. Перевалившись на бок, он треснулся локтем о скамью и расстался с изрядным количеством озерной воды. Кто-то придерживал его за плечи.
Когда стало чуть полегче, Колдун обернулся. Над ним нависало обеспокоенное личико Сиби. Девчонка была чуть бледнее, чем обычно. Ко лбу ее прилипли мокрые черные пряди. Над головой Сиби, над каноэ и озером горел закат. Гроза прошла, и небо, очистившись от туч, переливалось всеми оттенками охры и киновари, вплоть до лиловых теней на востоке. В этом свете темно-карие глаза Сиби казались почти рыжими, как два лесных озерца с сосновыми хвоинками на дне. А по поверхности их плыли два отражения… Колдун пригляделся внимательнее и чуть не вывалился из лодки.
– Не дергайся. А то опять перевернется. Она очень качкая, – серьезно сообщила Сиби.
– Какая?
– Качается. Качкая. Вот так. – Сиби, запыхтев, переступила с ноги на ногу, и каноэ послушно закачалось. – Один раз уже перевернулась.
– Когда?
– Когда я подралась с волком.
– С каким еще волком?
Сиби нетерпеливо вздохнула:
– Волк. Который прикидывался человеком. Он меня утащил, когда я еще плохо соображала. Потом начала соображать хорошо, но у него было одно из ваших громких ружей, а вы с Большим Человеком стояли рядом, он мог в вас попасть. И я его не укусила. А потом мы отплыли…
– И ты его цапнула?
Колдун дрожал от холода, но настроение его стремительно улучшалось. Даже рубашка не потерялась – мокрым комом валялась на дне лодки. Колдун развязал рукава и, вытряхнув содержимое на скамью, принялся натягивать ботинки. Рубашку он протянул цвергской девчонке, которая сидела в каноэ в чем мать родила.
– Ага, цапнула, – гордо призналась Сиби, облачаясь в дареное. – Но он не заснул… не умер. Он очень разозлился и перестал прикидываться человеком…
– И стал черным здоровенным волком?
– Ну да. Только при этом так дергался, что лодка перевернулась, и мы все вывалились. Он пропал, а я держалась за лодку, потому что не умею плавать. Потом стало совсем плохо, вода хотела меня съесть. Потом приплыл Большой Человек, поставил лодку правильно и велел плыть к тебе. И я приплыла! – ликующе завершила рассказ Сиби.
– Потрясающе. А главное, вовремя.
Колдун огляделся. Они болтались метрах в пятидесяти от галечной косы. Солнце садилось за лес на дальнем берегу, а позади, там, откуда приплыл Колдун, уже стемнело. По воде бежали малиновые блики и полосы. Бессмертный опустил руку за борт и решительно погреб к косе. Сиби на другом конце скамьи помогала, хотя, кажется, ее больше увлекали брызги, чем движение вперед. Шлепнув ладонью так, что Колдуна окатило с ног до головы, девчонка обернулась и спросила:
– По-твоему, ты им стал?
– Кем?
– Центром.
– Не знаю. А по-твоему?
Сиби, тут же перестав грести, критически обозрела спутника:
– По-моему, нет. Ты не похож.
– На что не похож? На древнюю корягу? – раздраженно поинтересовался Колдун.
– На корягу как раз похож. А вот на Центр – не очень.
Бессмертный хмыкнул. Сиби широко ухмыльнулась в ответ. Рубашка Колдуна доходила ей до колен, но девчонка поджала ноги, так что из-под мокрой ткани торчала только голова с всклокоченной шевелюрой и весело блестящими глазами. «Вот кому всё нипочем», – подумал Колдун и тут же оборвал мысль. Стараясь себя не выдать, он всмотрелся в рыжие озерца. Отражение никуда не делось.
Когда Колдун выскочил из лодки, под ботинками уже знакомо хрустнула галька. Бессмертный вытащил каноэ на пляж и спрятал в прибрежных зарослях. Сиби, шмыгая носом, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Наладонник и футляр с ампулами Колдун распихал по карманам, а нож на всякий случай держал в руке. Сиби скептически глянула на оружие, но ничего не сказала.
За кустами начинался сосняк. Влажная хвоя мягко пружинила под ногами. Последние лучи золотили верхушки сосен, но внизу уже было сумрачно – поэтому Колдун не сразу заметил андроида. Тот лежал лицом вверх, и пальцы его сжались в последнем усилии, а горло и грудь залила кровь. Подлесок вокруг был истоптан и смят – Батти явно не сдался без боя. Но зверь оказался сильнее. Голубые глаза андроида равнодушно смотрели вверх, туда, где сгущалась ночная темень.
Колдун присел на корточки и прикрыл веки убитого. Сиби молчала.
– Тебе лучше вернуться к лодке, – сказал Колдун.
Девчонка молча нырнула в лесной полумрак. Бессмертный встал и последовал за ней.
Идти пришлось недолго. Уже через несколько минут они выбрались на западный берег острова. Слева под разлапистой кроной большого дуба темнела хижина. Справа все та же серая галька сбега́ла к воде, а в конце пляжа в озеро вдавались полуразрушенные мостки. У мостков на корточках сидела рыжеволосая женщина. Она сидела, покачиваясь, вцепившись в волосы тощими руками. Рукава мешковатого свитера соскользнули к плечам, обнажив загорелую кожу. Рядом с женщиной на гальке лежали двое. Человек-олень, как и Батти, был опрокинут на спину, и из его разорванного горла уже перестала сочиться кровь. Второй выглядел странно – так, как будто смерть застигла его посреди трансформации. Клочки черной шерсти мешались с участками белой веснушчатой кожи, а лицо представляло собой жуткую маску – не человек и не зверь. Одна его рука – или лапа – тянулась туда, где раскачивалась на корточках рыжеволосая хозяйка острова, словно человекозверь в последнем усилии пытался дотронуться до ее колен. Между лопаток оборотня темнели две страшные раны, а рядом с женщиной валялась крупнокалиберная винтовка.
