Василий Головачев - Вне себя
«Мой Прохор посетил уже с десяток экзотов в поисках ДД, туда заходить не надо, это будет пустая трата времени. Я хотел дать ему список проверенных превалитетов».
«Диктуй, я запомню».
Саблин-11 помолчал (Саблин-2 представил его сосредоточенное лицо, по сути – своё, невольно усмехнулся), начал диктовать.
«Запомнил или повторить?»
«У меня идеальная память, что спасало в школе и в универе. Во всяком случае, матанализ и сопромат я почти не зубрил».
«Я тоже, в этом мы кровные братья. У нас пока всё по-старому, Прохор лежит, мы нервничаем, поэтому буду навещать тебя часто».
«Ради бога, включайся, хотя не всё зависит от меня. А кто это – мы?»
«Прилетела Юстина, подруга Прохора. Я ей очень благодарен за это, даже не мечтал, чтобы она сорвалась сюда из Москвы».
«Я тоже не один, с Устей, крутимся вместе возле нашего формонавта».
«Будем надеяться, что вместе мы победим. Через час появлюсь, если ничего не случится».
Мыслеголос Саблина-11 утонул в пульсации крови в голове.
Саблин-2 расслабился, глядя на «своего» Прохора. Захотелось прыгнуть в «лифт», связывающий числомиры, и помчаться в неведомые числобездны, выходя в головах живущих там Саблиных. «Интересно, где он сейчас? – пришла пугливая мысль. – Не нарвался бы на Охотников…»
– Готово, можешь идти, – заглянула в комнату Устинья, снимая фартук. – Как он?
– Всё так же. – Саблин не стал говорить ей о новом визите «родича», не принёсшем позитивных известий.
Поужинали в молчании, прислушиваясь к тишине в гостиной.
Устинья начала мыть посуду.
Саблин собрался было снова подсесть к компьютеру, и снова его отвлекли. Послышался звонок в дверь.
Он бросил взгляд на часы: шёл десятый час, было ещё не поздно, однако чего можно ждать от звонка в дверь, если ты ни с кем не договаривался о встрече?
Из кухни вышла Устинья.
– Открыть?
Он поднял палец, призывая её к молчанию, показал глазами на гостиную: мол, иди к нему.
Устинья нахмурилась, не понимая, шагнула к нему.
Саблин прижал палец к губам, прислушиваясь к тишине за дверью. Тишина ему не понравилась. Даже в глазок смотреть не хотелось. Всё же он заставил себя это сделать.
В коридоре никого не было видно.
– Кто? – выдохнула ему на ухо Устинья.
Вместо ответа он открыл дверь, осмотрел коридор, лестничную площадку, решётчатую колонну лифта, вернулся в квартиру.
– Странно… послышалось?
– Обоим сразу? – недоверчиво проговорила Устинья. – Я тоже слышала звонок.
– Зря я тянул с отъездом, надо было убраться из Суздаля ещё вчера.
– У тебя же чемпионат на носу.
– Да фиг с ним, с чемпионатом, тут такие дела разворачиваются.
Они прошли в гостиную, подспудно надеясь встретить взгляд очнувшегося Прохора. Однако тот явно отсутствовал, судя по неподвижности тела и особенно лица.
– Что будем… – Устя не договорила.
В прихожей снова прозвенел дверной звонок.
Саблин метнулся обратно, распахнул дверь… и застыл, увидев направленный ему в живот ствол пистолета.
Их было двое, из тех, кого газетчики называют «отбросами общества». Один был одет в облезлую чёрную кожаную куртку, несмотря на лето, и мятые кожаные штаны, второй носил грязную джинсовую безрукавку на голое тело и такие же грязные джинсы.
Первый, с копной грязных, давно немытых волос, был худ и высок, хотя сутулился, отчего казался ниже. У него было смуглое лицо с россыпью прыщей и сухих струпьев, что не могли скрыть даже небритые щёки.
Второй, пониже ростом, но вдвое шире, был пузат и весь разукрашен татуировками, от волосатых рук до бритой головы. Его мощные кулаки доставали чуть ли не до колен. В почти прозрачных голубоватых глазках не было и тени мысли, зато то и дело вспыхивали искорки хищного интереса, словно принадлежащие совсем другому человеку.
Такие же «двойные» глаза, только масляно-чёрные, были и у чернявого аборигена, держащего в руке пистолет – вполне современный «Хеклер-Кох» калибра девять миллиметров, как заметил Данияр.
Чернявый повёл стволом пистолета:
– Руки в гору! Заходи взад!
Саблин поднял руки, косо глянул на застывшую Устинью.
Та правильно поняла его взгляд, отступила за угол стены прихожей.
Саблин попятился, вгоняя себя в боевое состояние. Страха он не испытывал, лишь удивление и любопытство: кто решился на такой грубый грабёж почти посреди бела дня.
Чернявый шагнул в прихожую, за ним суетливо вбежал бритоголовый, начал закрывать дверь, толкнул задом напарника. Чернявый недовольно глянул на него, и этого мгновения оказалось достаточно для того, чтобы Саблин начал военные действия.
Первым ударом он профессионально выбил пистолет из руки бандита, вторым впечатал его в дверцу платяной ниши с вешалками.
Чернявый застрял в обломках дверцы, сполз на пол.
Бритоголовый встал в стойку, видимо, в молодости он занимался боксом, дважды махнул пудовыми кулаками, метя в висок Саблину.
Данияр уклонился, подставил плечо, резко присел и ударил боксёра снизу вверх – головой в подбородок.
Парень отлетел назад, едва не сорвал не до конца закрытую дверь с петель, вывалился в коридор.
В прихожую выскочила решительно настроенная Устинья, держа в руках топорик для обработки мяса.
Саблин хладнокровно отобрал у неё топорик, нагнулся над начавшим приходить в себя налётчиком в кожане:
– Кто вас послал?!
Чернявый потянулся к пистолету, и Саблин стукнул его по руке топориком.
– Сидеть! Кто послал?!
Глаза налётчика сверкнули. Но в них не было ни страха, ни злобы, ни ненависти, лишь безмерная ирония и насмешка. Он не боялся победителя, ему на всё было совершенно наплевать. А затем глаза его погасли, и в них протаяли совсем другие оценки и чувства.
Недоумение. Тупое.
Удивление. Тоже тупое.
И наконец, животный страх!
Именно эти движения души налётчика в данный момент характеризовали в нём зэка, недавно выпущенного на свободу и не понимающего, что происходит. Хотя ещё несколько мгновений назад он был другими хорошо знал, что делал.
– Ты хто?!
– Дед Пыхто.
Саблин ухватил его за куртку, рывком поставил на ноги.
– Пошёл!
Чернявый, спотыкаясь, подталкиваемый в спину, выбрался в коридор, где ворочался на полу напарник с разбитым в кровь носом. Взгляд бритоголового показал то же непонимание ситуации, какое демонстрировал чернявый.
– Вон! – повёл стволом пистолета Саблин.
– Волыну отдай, – прогундосил чернявый.
– Вон, я сказал! Ещё раз увижу – убью!
Оба попятились к лифту, с опаской косясь на пистолет, посыпались по лестнице вниз, не дожидаясь лифта.
