Михаил Харитонов - Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио
Неожиданности начались позже. Во-первых, утром к незнакомцам приходила какая-то знатная поняша, завёрнутая чуть ли не в трёхслойную попону и с глухой чёрной балаклавой на голове. По словам всё той же Греты, поняша была если не настоящей пусей, то уж точно двухсоткой: хотя та её не няшила, но куровца всё же вострепетала и, по собственному признанию, испытывала острейшее желание служить и стелиться. Странная поняша поднялась на второй этаж, пробыла недолго, ушла быстро. Потом появился господин Карабас, вроде бы довольный, и спросил, где находится "Парафин", ответа не выслушал, сказав, что понял. Потом она видела его на улице, он куда-то шёл. Несмотря на солнце, - денёк выдался безоблачным, жарким, - он так и ходил в своём чёрном одеянии и шляпу не снимал. Нет, он не возвращался - во всяком случае, Грета не помнила, когда он вернулся, хотя от места не отходила. Тем не менее, он каким-то образом оказался у себя в номере и заказал горничной бутылку содовой и овсяные крекеры.
В "Парафине" тоже творилось что-то необычное. Поняш там, слава Дочери, не появлялось, но приходили какие-то две крысы. По словам барменши, она таких никогда не видела: чёрные, неестественной величины - пришли, понюхали и пошли прочь, ничего не заказав и ни с кем не заговаривая. Возможно, крысы были не связаны с незнакомцами, но мадам Капительман сердцем чуяла, что появились они неспроста.
Она как раз задумалась над тем, какая тут может быть связь, когда в дверь постучали.
Старуха тут же открыла глаза и подняла уши. Зюзявочка стучаться бы точно не стал, а другие не посмели бы сюда соваться, зная за мадам, что она этого не любит. Тем не менее, выбора у поняши не было: стук повторился, и он был уверенным, убедительным.
- Ну що ви там копошитесь, вам открыто, ноги вытирайте, - выдала она свою обычную тираду.
Дверь открыла ручная белка-летяга. За ней в комнатку вошла высокая, статная поняша в виссоновой балаклаве, расшитой серебром. При одном взгляде на неё старуха ощутила дрожь в животе и острейшее желание встать и поклониться. Пришлось зажмуритсья и продышаться через рот.
Неизвестная отнеслась к этому с пониманием, и даже отвернулась. Во всяком случае, приоткрыв глаза, мадам Каптильман увидела, что незнакомка рассматривает единственную интересную вещь в комнате - картину, изображающую Кавай с птичьего полёта: красные черепичные крыши, зелёные клинья выпасов, жёлтые полоски грунтовых дорожек. В углу темнела подпись - след помёта художника-бэтмена.
Поняша потянулась - тяжёлая попона шевельнулась, облепляя круп, - и понюхала подпись. Уважительно пришлёпнула губами.
- Шагал? - спросила она, по-прежнему не поворачиваясь к старухе. - Подлинник, я так понимаю?
- Таки егойная работёнка, - с гордостью подтвердила мадам Капительман. Даровитый бэтмен принадлежал Географическому обществу и использовался для составления карт. Картины ему позволяли рисовать только по особым случаям. Заполучить такое полотно было возможно лишь задействовав серьёзные связи и заплатив приличные деньги. Картина Шагала на стене была, что называется, заявкой; незнакомка это поняла именно так.
- Богато живёте, - резко сказала она, поворачиваясь к хозяйке. - Вы - Фанни Капительман?
- Спасидочки, - заскрипела старуха, - я таки мадам Капительман, и шо с того вам надо? Я даю где поспать и покушать, шобы не смотрели большими глазами и не пели майсы. Но я себе думаю так, шо у вас нету этих цорес. Таки какой интерес вы имеете до старой мадам Капительман?
- Мой интерес... - пони в виссоновой балаклаве зло фыркнула: гадкий жаргончик был прилипчив, - мне нужно. Чтобы вы. Сделали. То. Что я скажу.
- Я таки в себе не чую, чего вам интересно, - мадам чуть было не добавила "шоб вы сдохли себе на здоровьичко", но решила, что это перебор.
Манеру речи мадам Капительман ставила себе специально, по извлечённым из Сундука сочинениям Бабеля и Юшкевича. Такой стиль общения крайне нервировал самоуверенных поняш, сбивал их с настроя и снижал эффективность няша. Научилась она этому в молодости, на втором курсе филологического факультета Понивилльского университета. Совет дала профессорка филологии, благоволившая к талантливой, но малоняшной девочке, которую някали и цукали более грациозные однокурсницы. По её же рекомендации урождённая Галадриэль Таргариен сменила родовое имя на вычурно-претенциозное Фанни Капительман и стала называть себя "мадам" - это тоже действовало. С третьего курса, впрочем, всё-таки пришлось уйти - на курсе появилась двухсотка, воспылавшая к Фанни страстью. Против наглой молодухи, привыкшей получать то, чего хочет, никакие приёмчики не работали... Тем не менее, мадам Капительман ими не пренебрегала: она хорошо усвоила, что лучше что-то, чем ничего.
- Если вы не прекратите паясничать, - сказала незнакомка, - я сниму балаклаву. У меня двести восемьдесят граций и полномочия от Верховной. Я не хочу вас няшить, но если вас не жалко мозгов - извольте. Мне хватит пяти минут, чтобы вас подчинить. А за час вы станете ходячим студнем. И это сойдёт мне с копыт.
- Решпект и уважуха, высокопородная пани, - мадам Капительман почтительно повозила мордой по подстилке. - Я уже вся ваша. Кладите мне в уши свои слова, из них вырастет усё, чего вы хочите.
Незнакомая поняша зло стукнула копытом по полу.
- Ладно. Попробуем так, - бросила она, нервно переступив с ноги на ногу. - Я снимаю дальний кабинет в "Парафине" на сегодняшний вечер, с семи и до конца. Если он заказан - отмените заказ. Сейчас же.
- Вы мине серьёзно извините, - перебила старуха, - только до "Парафина" приходили-таки две мамзели в чёрном и чегой-то вынюхивали. Вас это ни разу не беспокоит?
- Ни разу... ффффрп! - незнакомка вскинула голову. - Крысы мои, из службы безопасности. Надо было убедиться, место подходит или нет. Мне нужно кое с кем поговорить. Наедине. Я сказала - наедине.
- Усё будет в самом лучшем виде, какой только бывает за деньги, - пообещала мадам Капительман, соображая, сколько можно будет содрать с заявившейся пуси.
- И если кто-нибудь попытается подслушивать, - продолжила незнакомка, - я об этом узнаю, причём быстро и точно. Кто и зачем подслушивал, я тоже узнаю быстро и точно. И если окажется, что это вы - тогда вы очень, очень сильно пожалеете, что дожили до этого дня. Если останется чем жалеть. Это понятно?
- Таких глупостев я не имела даже молоденькая, - мадам сделала вид, что немного обижена. - Я держусь своей бранжи, мине не интересно, шо там у вас за разговоры, мене интересно, шобы вовремя было плочено. Вы таки не знаете за мои ужасные расходы. Кому-то другому я сказала бы за восемьдесят, но персонально ради вас я скажу за шестьдесят, и пусть эти ваши дела сделаются как тому следует...
