Владимир Брагин - В Стране Дремучих Трав
Мы переглянулись с Думчевым и сразу поняли друг друга.
— Идут! Ведут! — крикнул я из кустов.
— Кто? Что? — отозвалась Черникова.
— Собаку ведут! Ученую собаку Эльфу!
— Где? Где?
— Там! Смотрите! Там они, за поворотом…
— Кто же я есть — заведущая государственной базой Райпищеторга или сторож чужих пиджаков?
Черникова сделала несколько шагов, заслонила рукой глаза, стала всматриваться в даль.
Я выскочил из-за кустов, схватил одежду и кинулся обратно.
Вслед нам неслось:
— Разбой! Разбой средь бела дня!
Но мы были уже далеко и приближались к беседке.
Вот он, мой костюм! Но один на двоих! И мы поделили одежду. Пиджак и брюки — Думчеву. А у меня.. у меня был чересчур «спортивный» вид. Думчев был весел: еще немного — и засмеется. А я хохотал, хохотал до слез…
Рю-рю-рю, — где-то рядом рюмил зяблик.
Мы весело топтали кусты. Испуганный дрозд чокал свое: чок-чок-чок…
И лай собаки и то, как рюмил зяблик и как чокал дрозд, — все это казалось мне трогательным отрывком какой-то дорогой мелодии.
У порога старого дома
Теперь, когда я пишу эти строки и восстанавливаю в своей памяти наше возвращение в Ченск, я вновь ощущаю то веселое, светлое чувство, которое наполняло нас в те часы. Припоминаю, какой странный и смешной вид был у Думчева в моем широком, большом костюме и какой нелепый «спортивный» вид был у меня, как мы ве< село смеялись, глядя друг на друга!
До вечера мы прятались в роще, а чуть стемнело — вышли на дорогу и направились в город.
Должен напомнить, что оказавшись в Стране Трав, в потоке опасностей, я не смог, не успел ввести Думчева в курс тех событий и изменений, которые произошли на земле за время его отсутствия.
Мы медленно шли мимо окон чужих домов. В одних зажглись огни, в других было еще темно. Окна открыты, слышны обрывки разговоров, всплески смеха. Думчев то и дело останавливался, недоуменно оглядывался. Он вернулся к жизни, но всеми мыслями, чувствами, переживаниями еще не расстался со Страной Дремучих Трав.
Вот под большим синим абажуром собралась семья за вечерним чаем. На высоком стульчике сидит белокурая девочка, размахивает ручками, что-то лопочет, а все кругом смеются.
Припоминаю, что тогда на улицах Ченска я подумал: «Кто из людей, спокойно сидящих за столами в домах, провожающих нас слегка насмешливой улыбкой на улицах, — кто из людей поверит мне, если я скажу, что рядом, совсем рядом лежит страна, где обитают тысячи хищных животных, где широко и мощно разлилась река, через которую не может переправиться человек, где грядой встают песчаные холмы и неистовый ветер далеко разносит пыль и где грозно день и ночь шумят деревья-травы.
Думчев озирался, вслушивался, останавливался и внимательно всматривался в лица людей, дома, деревья… Он не верил, что находится в родном городе.
И, когда из раскрытого окна зазвучал передаваемый по радио романс «Для берегов отчизны дальной», Думчев вскинул голову вверх. Точно музыка и слова шли не из окошка, находящегося на уровне его головы, а откуда-то с неба. Он постоял, послушал и, вырвав свою руку из моей, зашагал вперед.
— Куда вы? — догнал я Думчева.
— Он бежит за нами!
— Кто?
— Поющий невидимка.
Я опять взял Думчева под руку.
Это действительно могло показаться ему очень странным: ведь радио вошло в обиход в те годы, когда он жил в Стране Дремучих Трав.
Вслед за нами и рядом с нами шли новые слова романса: «…ис-чез и по-це-луй сви-дань-я…»
Точно одно окно передавало другому предыдущий слог, а следующее окно подхватывало новый слог: «…Но жду е-го, он за то-бой!»
Слова и музыка не отставали от нас.
Я подробно и спокойно объяснил Думчеву, что такое радио.
— Да, да! — сказал он. — Понимаю! Понимаю!
И тут же он стал утверждать, что радио существует и в Стране Дремучих Трав. Он даже привел в пример какую-то бабочку, для которой ее усики служат антенной. Припоминаю, что все время, когда мы шли по улицам Ченска, меня неотступно занимала одна мысль: надо спросить Думчева, как понимать его слова: «… то, что вы с собой принесли и потеряли, то и должно помочь». Эти слова он сказал ночью на берегу речки Запоздалых
Попреков, после того как мы убедились, что и вторая крупинка, возвращающая рост, утеряна для нас навсегда.
И вот мы в Ченске! Так что же нам помогло оставить Страну Дремучих Трав?
Вот за окном склонились над картой два вихрастых мальчугана; один из них быстро водил по карте карандашом и что-то доказывал другому. А этот другой ему возражал и с деловым видом оттачивал карандаш.
— Собираются в путешествие, — сказал я.
Думчев в ответ произнес только одно слово:
— Графит!..
И как часто в Стране Дремучих Трав, так и теперь я с недоумением посмотрел на Думчева. Но он тут же ответил:
— Вы, кажется, меня все еще не понимаете? Для того чтобы мой опыт, последний опыт, удался и не случилось несчастья, мне требовалось малоактивное вещество для замедления реакции. Нужна была пылинка графита. Вы уронили около города бумажных ос карандаш, и я получил графит. Опыт удался. Мы, как видите, не в Стране Дремучих Трав, а среди людей, в Ченске.
Я так и не успел дослушать его: мы дошли до дома, где жила Полина Александровна Булай.
Здесь некогда жил и он. Вот старое, покосившееся крыльцо. Поблескивала белая эмалированная дощечка. Я поднялся уже по ступенькам на крыльцо и хотел было постучать в дверь. Но не постучал.
— Сергей Сергеевич, что же вы остановились? Ведь мы пришли!
Но он стоял в нескольких шагах от крыльца и не двигался.
Я сбежал с крыльца и взял его за руку:
— Вот мы и пришли!
Думчев молчал. Это длилось несколько минут. Я ждал.
Потом он вдруг заговорил сам с собой, совсем так, как в Стране Дремучих Трав:
— Что же ты медлишь? Ты ведь стоишь у родного дома. Смутился? Боишься? Возможно..
Бесстрашный путешественник, он не боялся проникнуть в гибельное гнездо ос. Отважный охотник, поражающий одним ударом хищного богомола, он стоит здесь, у старого, покосившегося крылечка своего родного дома, и… робеет!
Время шло. Наконец Думчев медленно и осторожно поднялся на крыльцо.
И опять я поднял руку, чтобы постучать в дверь.
— Не надо! — схватил меня Думчев за руку. — Обождите… Я — я еще не собрался с силами.
Он был в смятении — я это видел, понимал.
Город постепенно затихал. Потухали огни.
А Думчев точно оправдывался в чем-то предо мной:
— Сейчас… Еще немного — и я осмелюсь…
Было тихо. И мне казалось, что я слышу, как колотится сердце Думчева. Я ждал.
