Роберт Хайнлайн - Свободное владение Фарнхэма
Киска уже спала, когда вернулся Хью, но в кулачке у нее была зажата записка:
"О, милый, как чудесно было увидеть тебя!!! Жду не дождусь, когда же Их Милость снова позовет нас играть в бридж! Он просто старый душка! Пусть даже и проявив недомыслие кое в чем. Но он исправил свою ошибку, а это признак настоящего джентльмена.
Я так возбуждена тем, что повидалась с тобой, что едва могу писать. А ведь Киска ждет записку, чтобы отнести ее тебе.
Близнецы посылают тебе свои поцелуи, свои слюнявые. Люблю, люблю, люблю! Твоя и только твоя Б."
Хью читал записку Барбары со смешанным чувством. Он разделял ее радость по поводу воссоединения, хотя оно и было довольно непродолжительным, и тоже с нетерпением ждал того времени, когда Понс для своего удовольствия позволит им побыть вместе. А что же касается остального… Лучше постараться вытащить ее оттуда до того, как она начнет мыслить, как обыкновенная прислуга! Конечно, в общепринятом смысле слова Понс был джентльменом. Он сознавал свои обязанности, был великодушен и щедр по отношению к своим подданным. В общем, джентльмен.
Но он же был и проклятым сукиным сыном! И Барбаре не следовало бы недооценивать это! Игнорировать это – да! Иначе просто невозможно. Но забывать – никогда!
Он должен освободить ее.
Но как?
Он улегся в постель.
Промаявшись около часа, он поднялся, перебрался в гостиную и встал у окна. За темным покровом ночи он различил еще более темные очертания Скалистых гор.
Где– то там были свободные люди.
Он мог бы разбить это окно и уйти по направлению к горам, затеряться в них еще до рассвета – и найти свободных товарищей. Ему даже не потребовалось бы для этого разбивать окно – просто проскользнуть мимо дремлющего привратника, или воспользоваться данной ему властью, олицетворяемой хлыстом, и пройти, невзирая на стражу. Никаких особых мер, чтобы помешать слугам удрать, не предпринималось. Стража содержалась скорее для того, чтобы предотвратить проникновение извне. Большинство слуг и не подумало бы бежать, как например, собаки.
Собаки… А ведь одной из должностей была должность содержателя гончих.
Если понадобится, он сможет убить собаку голыми руками. Но как бежать, когда на руках двое грудных детей?
Он взял бутылку и налил себе порцию Счастья, выпил ее и вернулся в постель.
Глава 16
В течение многих дней Хью занимался тем, что перерабатывал игру скрэббл, переводил хойловское «Полное собрание игр», диктовал правила и описания игр и развлечений, которых не было у Хойла (например: пинг-понг, гольф, катание на водных лыжах), и часто встречался с Понсом и Джо – за игрой в бридж.
Последнее было самым приятным. С помощью Джо он научил играть нескольких Избранных, но чаще всего они играли вчетвером: Хью, Понс, Джо и Барбара. Понс отдавался игре с энтузиазмом новообращенного. Когда он не был занят ничем более важным, он старался отдавать игре почти каждую свободную минуту, причем предпочитал, чтобы игроки были всегда одинаковыми – все те же четверо, то есть самые лучшие из доступных игроков. Хью казалось, что Понс искренне симпатизирует Барбаре, равно как и коту, которого он звал «Даклистон» и никогда – просто «Док». Понс даже распространил на котов обращение как с равными и Док, или любой другой из котов, всегда мог запросто вспрыгнуть ему на колени, даже если Понс в это время торговался. Ту же вежливость и доброе отношение он проявлял и по отношению к Барбаре, он никогда не называл ее иначе чем «Барба» или «Деточка». И уже никогда больше не обращался к ней, как к неодушевленному предмету, как то предписывали правила Языка. Барбара, в свою очередь называла его «Понс» или «Дядюшка» и явно испытывала удовольствие от его общества.
Иногда Понс оставлял Хью и Барбару наедине, однажды – на целых двадцать минут. Эти минуты были настоящим сокровищем, ценность которого просто не поддавалась исчислению. Они даже не рискнули потерять эту привилегию и удовлетворились всего лишь легким пожатием рук.
Если наступало время кормить детей, Барбара говорила об этом и Понс отдавал распоряжение принести их. Однажды он даже приказал принести их, когда в этом не было необходимости, заявив, что не видел их целую неделю и хотел бы посмотреть, сильно ли они подросли за это время. Поэтому игру пришлось отложить до тех пор, пока «дядюшка» не навозился с ними всласть на ковре, издавая разные забавные звуки.
Затем он велел унести их, поиграв минут пять. Он сказал Барбаре:
– Детка, они растут, как сахарный тростник. Надеюсь, что увижу их взрослыми.
– Дядюшка, вам еще жить да жить!
– Возможно. Я пережил уже наверное с дюжину пробователей пищи, но это ничего не меняет. А наши мальчишки вполне могут стать прекрасными лакеями. Я так и вижу их подающими блюда на банкете во Дворце – в Резиденции, конечно, а не в этой хибаре. Чей ход?
Несколько раз Хью видел Грэйс, но ни разу более чем несколько секунд.
Если он появлялся в покоях Понса, когда там находилась она, то Грэйс немедленно удалялась с выражением крайнего неудовольствия на лице. Если же Барбара появлялась раньше Хью, то он вообще уже не заставал Грэйс. Было ясно, что она в покоях Понса чувствует себя как дома, было ясно так же и то, что она по-прежнему не переносит Барбару, а заодно и Хью. Но она ни разу ничего не сказала, видимо научившись не поступать вопреки воле Их Милости.
Теперь Грэйс официально имела статус согревательницы постели Их Милости. Хью узнал об этом от Киски. Прислуга всегда знала, у себя ли лорд по тому, была ли Грэйс наверху или внизу. Других занятий она не имела и никто, даже Мемток, не имел права наказывать ее. Кроме всего прочего, каждый раз, когда Хью мельком видел ее, она всегда была роскошно одета и увешана драгоценностями.
Она очень растолстела, настолько растолстела, что Хью испытал облегчение от того, что теперь даже номинально не обязан делить с ней ложе. Но вообще-то почти все согревательницы постели были слишком полными по понятиям Хью. Даже Киска была весьма пышной по меркам XX века, девушка ее габаритов уже вполне могла бы начинать садиться на диету. Но Киска очень огорчалась тому, что никак не может пополнеть еще и все спрашивала Хью, не разонравится ли она ему из-за этого?
Киска была еще настолько молода, что пышность ее форм была довольно приятна, как приятны пухлые дети. Но совсем другое дело – полнота Грэйс.
Где– то в этой расплывшейся туше скрывалась прелестная девушка, которая была когда-то его женой. Он старался не думать об этом и не понимал, как Понсу может нравиться это -если конечно она ему нравилась. По правде говоря, Хью допускал, что официальное положение согревательницы постели, еще ничего не говорило обо всем прочем. Ведь Понсу было более ста лет от роду. Так был ли он еще в состоянии иметь дело с женщинами? Хью этого не знал, да и мало интересовался. На вид Понсу можно было дать лет шестьдесят пять, причем он был еще весьма силен и бодр. Но Хью все же склонялся к мысли, что роль Грэйс в его жизни более чем скромна.
