Дмитрий Бондарь - Чужая мечта
Я сел на столе, поеживаясь от пробравшегося к телу холодка. Проверил подвижность руки, почесал бок. Если не считать общей усталости, то чувствовал я себя довольно прилично.
Белыч приходил в себя дольше, а когда вскочил, принялся имитировать интенсивную утреннюю гимнастику. Запала на долго не хватило — уже через пару минут он плюхнулся на стул, и мечтательно протянул:
— Эх, пожрать бы!
— Жрать — дело свинячье, — поправил его я. — Но что-то в желудок закинуть не помешает.
— Лови, проглот, — Корень бросил Белычу банку с тушенкой.
Тушенка оказалась куриной — с приличным количеством дробленых костей, ни при этом достаточно вкусной и необыкновенно сытной.
Через час, полностью экипировавшись для дальней вылазки, проверив по три раза оружие, боеприпасы, фонари, веревку и герметичность фляг с минералкой, мы вышли по намеченному маршруту.
В этот раз решили обойтись без носильщика в моем лице, Петрович побоялся, что в нужный момент не смогу бежать или споткнусь или надорвусь. Груз распределили приблизительно поровну, мне даже достался рюкзак легче остальных двух. Мои ножи мне так и не вернули.
По знакомому пути мы дошли до третьего этажа, не встретив ни зомби, появления которых уже почти не боялись, ни контролера, при упоминании о котором лоб Белыча покрывался холодной испариной, ни собратьев подравшей меня кошечки. Как будто и нет никого — тишина, темнота, спокойствие как на кладбище. Я, конечно, имею в виду нормальное кладбище, а не то, близ Копачей, мимо которого без хорошего проверенного ствола ходить не стоит даже днем.
До самого шестого яруса добрались без приключений, и даже суеверный Корень перестал нашептывать мне в ухо свои бесконечные молитвы — как раз, когда я хотел ему было предложить почитать какую-нибудь «умно-сердечно деятельную молитву», чтобы хоть пару минут послушать окружающие нас шумы. От льющихся сплошным потоком «еси, небеси, Дева премудрая, молись о нас, даруй ми зрети мои прегрешения, очисти ны от всякия скверны…» я к тому времени раскалился добела. Я совсем не против, когда люди во что-то верят, иногда без этого вообще никак, но нельзя же так издеваться над моим ангельским терпением! Даже у настоящих ангелов оно не безгранично! Молитва для Бога или там святым каким, но мои уши здесь вообще не причем!
Дверь шестого этажа преподнесла нам неожиданный сюрприз: Петрович долго тыкал в неё найденным ключом без всякого толка, пока не стало понятно, что дверь просто перекошена и дальнейшие усилия приведут лишь к поломке самого ключа и ни к чему больше.
Белыч с сожалением проводил взглядом очередной кусок шланга, который уже считал своим, но задерживаться у двери не стал.
С каждым разом наши саперно-минерные изыски становились увереннее и быстрее. Последнюю закладку Петрович подорвал уже через восемь минут после начала установки.
Когда в ушах перестало звенеть, мы вернулись к вскрытой двери.
Войдя на шестой этаж, на минуту замерли, прислушиваясь и принюхиваясь к потяжелевшему воздуху глубокого подземелья. Лучи всех трех фонарей по очереди мазнули по стенам, и Белыч вынес вердикт:
— Шлюз.
Перед нами открывался узкий, едва ли больше двух метров в ширину, коридор со стеклянными стенами, перегороженный герметичными дверями. Эти двери, изготовленные из полностью прозрачного пластика — поликарбонат или что-то подобное, лишь самую малость искажали свет, немного его отражали, но в целом сквозь них был хорошо виден следующий участок шлюза, с с двух сторон оснащенный боковыми входами. Стены, слегка выгнутые наружу, почти не позволяли разглядеть, что творится в темноте за ними.
Белыч прислонил фонарь отражателем к правой стене, показал нам, что мы должны выключить свои, чтобы он увидел, что расположено за стенами шлюза.
В окутавшей нас темноте тонкий луч скользнул по полу за стеклом, выхвытил пару передвижных стоек заставленных компьютерами с множеством подключенных к ним проводов, уперся в бронированную капсулу гигантского автоклава.
Белыч шагнул вперед, не отнимая фонаря от стены, световое пятно скользнуло за ним, соскочило с блестящего бока сушильного шкафа и застыло на ком-то, облаченном в белый скафандр. Он лежал ничком, широко раскинув в стороны руки и ноги, похожий на большую куклу. Рядом обнаружился еще один, сидевший на полу, опираясь спиной на двухдверный холодильник.
Белыч направил свой фонарь сквозь левую стену. Здесь, наверное, безумствовал какой-то маньяк, обладающий силой Голиафа: металлические столы вырваны из креплений в полу, перевернуты и погнуты, всюду валяются растоптанные электронные платы, с потолка до пола свисают толстые жгуты проводки. По всей площади, куда дотянулся свет фонаря — бумага. Частью горелая, частью рваная. Примерно такой разгром показывали в каком-то научно популярном фильме, посвященном тайфунам и торнадо. Удивительно, что перед этим буйством устояла стенка шлюза.
Мы с Петровичем шли вслед за сталкером, пока он не уперся в пластиковую дверь.
Теперь вперед выдвинулся Петрович, покрутил в панели сбоку своим «магическим» ключом. Ничего не произошло, но Корень, вынул нож, просунул его между створками, и слегка провернув его, заставил створки раскрыться.
Мы попали в тамбур, из которого было три выхода — два в стороны, и один прямо перед нами. Петрович, не обращая внимания на боковые ветки, прошел к дальней. Повторил операцию вскрытия и перед нами открылся второй участок шлюза.
Белыч опять пристроился в голове колонны, но на этот раз не стал разглядывать застеколье, а крадущимся шагом преодолел оставшиеся двадцать метров и замер перед выходом на пожарную лестницу.
— Чего встал? — зашептал сзади Корень.
— Ключ давай, — донеслось от проводника.
— Какой еще тебе ключ? Я же говорил — выход свободный! Ты чем слушал?
— Не ори, брат, — Белыч чем-то щелкнул, и перед нами показались уже знакомые серые стены пожарной лестницы.
Сталкер шагнул вперед и присел, что-то высматривая на металлической площадке.
— Что там? — я чуть было не кувыркнулся через его спину.
— Следы, — Белыч отодвинулся чуть в сторону, позволяя и мне ознакомиться с находкой.
В глубоком слое пыли — в сантиметр толщиной — четко проступали очертания трехпалой птичьей лапы. Между пальцами свободно поместилась бы моя ладонь, а в длину след был не меньше чем полтора моих. Я посветил дальше, и на ступенях нашлись еще несколько отпечатков.
Над нами навис любопытный Петрович, озадаченно потер подбородок:
— Если бы я не знал точно, что это невозможно, я бы поспорил, что здесь бродил страус, ага?
