Виталий Храмов - Сегодня – позавчера
— Дальше надо, на запад!
Но, гранат уже не было. Надо было преследовать врага, но около меня была только дюжина запаленных, тяжело дышащих бойцов.
— Занять оборону! Взводные, ко мне!
Один. Только один взводный уцелел. Он устало смотрел на меня.
— Занять оборону! Пулемёты и ПТР поставь здесь и там, миномёту — огонь перенести вглубь оврага. Раненных — в тыл! Ясно?
Он кивнул. Нормально. А где Кадет? Мельник? Кадет перевязывает себе руку, бледный, посиневшие губы трясутся.
— Перевяжешься, дуй к комбату. Доложишь, что атака отбита с превосходящими потерями для врага. Сожгли два танка. Понял?
Миша закивал, закусив губы. Глаза влажные, красные. Ранение — это больно. Похоже, что штыком его в предплечье зацепили.
— У тебя же автомат, как ты его подпустил так близко?
— Патроны кончились, не успел перезарядить. Из пистолета пришлось отстреливаться.
Понятно. А где же Мельник? Побежал его искать. Навстречу бежал, пригнувшись, бронебойщик. Один с двумя «удочками». А, вон остальные трое — перебегают с места на место с ТТ в руках — немцев добивают, ещё с десяток бойцов перевязывают кто себя, кто других раненных. Молодцы! А вот и санитары! От посёлка бежали три девчушки с носилками и большими сумками с красным крестом.
Мельника я едва нашел. Даже пробежал мимо шагов на пять, но потом моё сознание меня остановило и заставило вернуться. Что? Что кольнуло подсознание? А, вот, — блеск оптики винтовки Мельника! А где же он сам? Я отшвырнул труп немецкого унтера, а под ним — Мельник. Не повезло моему снайперу нарваться на упёртого унтера, да ещё с МП-38 в руках. Лицо Мельника было в крови, сквозное ранение плеча, несколько пуль в броннике, одна — в бедре. Косой очередью унтер срезал Мельника, а потом видимо решил добить. Чем его Мельник успокоил? Грудь унтера разворочена, ТТ валяется рядом — Мельник стрелял в упор, похоже ещё и в лицо немцу зубами вцепился.
Самая серьёзная рана — простреленная нога. Кровь вялыми толчками вытекает из раны — артерия перебита? Не теряя времени тесаком Мельника располосовал его штанину, передавил пальцами артерию. Этим же тесаком отрезал портупею немца, подтянул к себе, перетянул ногу. Кровь перестала течь, но вытекло её и так уже как из пробитого бидона. И пуля в ноге осталась. Кость хоть цела?
Перевязал ногу, забинтовал плечо — там пуля прошла навылет, давящей повязки, думаю, достаточно. Снял бронник — пробития, к счастью, не было. Из двух шомполов и черенка от лопаты сделал шину на ногу, так как не знал — задета кость или нет.
Мельник так и не пришел в сознание. Я взвалил его себе на хребет, подхватил его винтовку и свой автомат и пошёл к школе.
— Давайте его на носилки переложим, — закричала подскочившая девчушка с серой повязкой на руке.
— Туда иди, — мотнул я головой в сторону поля недавней схватки, — там ещё такие же есть.
Пошел дальше. От линии начала атаки до немцев я домчал за несколько секунд, а обратно шел бесконечно долго. Казалось, этот путь мне не одолеть никогда. Мельник наливался свинцом с каждым шагом, а силы меня с каждым же шагом покидали.
Рядом притормозил грузовик, оттуда заорал водитель:
— Грузи!
Я его отослал туда же. И брёл дальше. Сил оставалось так мало, что я уже не слышал грохота боя, не реагировал не постоянные взрывы вокруг — раздосадованные очередной неудачей немцы остервенело били «по площади». Но я не обращал на это внимания — надо было только дойти.
Когда силы иссякли полностью, дальше шёл только на ярости злости на себя. Я злился на себя за то, что выдохся, а бой ещё не окончен! Не окончен! Я не мог выбыть из боя! Я должен быть там! Впереди! Они же щеглы ещё, желторотики. Без меня не справятся. Ну и что, что я в армии не служил? Я прожил там, в моём прошлом-будущем, не мало, а по жизненному опыту — даже много. Жизнь не жалеючи била меня, крутила, выворачивала наизнанку. А я относился к этому «философски», лишь обретая «шрамы» опыта и «серебро» в волосах. У меня есть большой опыт «кризисного» состояния, «кризисного» управления. Я — «тёртый калач». А они? Кадет, Шило, Леший, взводные? Смогут они «сломать» себя, встать вопреки обстоятельствам? Увидеть ситуацию полностью, учитывать все нюансы? Увидеть всё с «высоты птичьего полёта», отстранённо, вдаль, «за горизонт» заглянуть, а это важнейшее умение любого управленца, хоть мастера на заводе, хоть менеджера в офисе, хоть командира в бою? Смогут?
— Давай, браток, подмогнём!
Я их не услышал, но стало гораздо легче. Мельника переложили на носилки, понесли, я брёл, зачем-то, следом, потом остановился, поняв, что эта задача выполнена — Мельник в руках медиков.
А дальше что? От слабости — в голове муть. Никак не мог сосредоточиться. Побрёл сначала обратно к роте, но остановился, сел в воронке, ещё теплой. В таком состоянии меня не должны видеть — мораль и дисциплина сразу рухнут. Забил трубку трясущимися руками, с третьей спички прикурил. Чёрная пелена меня накрывала. Умираю? Неплохо бы. Смерть — всего лишь избавление.
А ребята? Как они отобьются? Отобьются ли? Мне можно умереть — я уже мертв, а им — нельзя! Им надо немца изгнать, страну отстроить, сыновей вырастить, Гагарина в космос отправить. Гагарина в космос! ДА! Нельзя!
— Старшина! — рявкнул я сам себе, — Встать! Смирно! Отставить рефлексию! Долг не уплачен! Вперёд!
Я бил себя по щекам, изгоняя муть из головы, тёр виски и мочки ушей, провёл комплекс дыхательных упражнений. Не время отчаиваться! Вот реветь — в самый раз! Только не в слёзы, а зверем, чтобы враг ревел в слёзы! Раскис, нюня! Выдохся! Открывай «загашники» организма, «второе дыхание», третье, если надо. Это опасно, отнимет годы от жизни, НО! Дожить до утра! Довести ребят! Вперёд!
Дыхательная гимнастика сработала — открылось «второе дыхание», голова просветлела, но начала немилосердно болеть. Ну, это терпимо!
Потери роты в последнем бою — 23 человек, из них — 9 насмерть, остальные ранены. Ранены почти все, но эти выбыли. Осталось у меня 23 бойца, если не считать меня с Кадетом, команды Лешего, Шила и контрразведчиков. Этих «спецов» Ё-комбат забрал себе ещё вчера.
Я не стал заморачиваться и свел всех в один взвод, тем более, что взводный всё равно один. Он уже распределил людей редкими огневыми позициями перекрыв овраг. Люди закончили окапывание — пока только откопав окопы для стрельбы лёжа, отдыхали. Пусть отдохнут. Успеем окопаться. Время — к 15 часам приближается, скоро темнеть начнёт — бой и затухнет, чтобы завтра разгореться снова.
Ясно, что ребята, там, с той стороны высотки отбились. Сколько было немцев утром? Пленный говорил — танковый полк. Ну, ещё разные подразделения — зенитчики, мотопехота, ещё что-нибудь. Танков мы пожгли уже почти на полк, пехоты набили и науродовали ещё на полк. Они должны прекратить атаки. Пусть к ним ещё подошли части — но не дураки же они лбом биться о нашу оборону? Судя по известной мне истории — дураков среди немцев было не много. Авантюристов — море, а дураков не держали.
