Семиозис - Бёрк Сью

– Чек-ооо! – сказала я. – Извини, что потревожила. Хотела просто пожелать доброй ночи.

Я помахала рукой. Она помахала мне в ответ, и к ней присоединилась вся семья: десять рук энергично махали: согретые, накормленные, сухие, обретшие дом и безопасность и мирно отдыхающие под мягкими накидками, радостные… Я надеялась, что они рады.

Я была рада и повернулась к двери. Охранник закрыл ее за мной, посмотрел на меня с широкой улыбкой – и мы обнимались и смеялись этой холодной дождливой ночью, празднуя.

Стивленд

Вода – это жизнь. По крайней мере, так говорят растения. Я не обсуждал духовные ценности с людьми, но они отмечают равноденствия и солнцестояния и ведут тщательные наблюдения за звездами, а каждая звезда – это солнце. Я подозреваю, что люди испытывают не облеченное словами благоговение к Солнцу. Солнечный свет предсказуем, так что Солнце – подходящий объект поклонения для цикличных существ, подобных животным. Растения почитают воду не из-за ее необходимости, а из-за непредсказуемости: наводнения и засухи. Мы растем и меняемся со временем, и мы чтим воду.

Когда Солнце садится, я готовлюсь к обряду, напоминающему человеческий праздник в честь весеннего равноденствия. Мы, растения, будем праздновать. Пришли весенние дожди, глубоко напитавшие почву: повод для радости, ибо мы направляем воду вверх, к почкам, – и новые листья и побеги расправляются по мере того, как вода наполняет наши клетки. Мы растем. Это ощущение приятно… если точнее, то это – ликование.

Люди овладели ситуацией, и два дня назад стекловары начали общаться с людьми – только некоторые из них, но ограниченное общение приведет к глубокому взаимопониманию. Имел место прогресс, погодные условия стали благоприятными, катастрофа уступила место оптимизму и великолепной весне. Весна – это самое нетерпеливое, волнующее, торжествующее время года. Мы празднуем жизнь.

С наступлением темноты мы, растения, занимаемся катаболизмом и ростом, но имеется и избыток энергии, которую можно потратить на веселье и подарки. Я отправляю моим соседям карбид кальция, а у них в достатке воды, чтобы разложить эти молекулы на ацетилен, который затем окисляется с чудесным выбросом энергии, забавной и питательной. Из-за борьбы со стекловарами я был усталым и подавленным, но сейчас оправляюсь и рад делиться, ибо победа была достигнута с помощью моих соседей. Не могу как следует выразить свою радость и благодарность. У нас есть дождь, у нас есть мир, у нас есть жизнь. Мы растем.

– Меня обрезали! Обрезали! – поют чечевицы.

– Хорошо! – скандируют тюльпаны. – Хорошо. Хорошо. Хорошо. Хорошо.

Ананасы шлют мне изопрены.

– Ты говорил, что людям по душе терпены, – говорят они. – Ну вот. Порадуй их.

Изопрены можно преобразовать в различные полезные терпены – отдушки, витамины, вкусовые вещества. Я уже начал разбираться со значением некоторых запахов стекловаров: эти вещества хорошо знакомы нам, растениям, – например, определенные терпены и спирты. Любое растение способно создать десятки или даже сотни запахов, в зависимости от его разумности и сложности его цветов и других структур – и мы часто общаемся с ящерицами и другими опылителями именно с помощью запахов. Возможно, стекловары будут способны общаться не только со мной, но и с другими растениями. Не знаю, понравится ли мне это.

Полномочный представитель каробов отправляет мне щедрую порцию ионов цинка.

– Неплохо поработал, мошенник. Славные животные, эти твои люди. Не забудь про нашу договоренность.

– Насколько далеко на юг вы желаете отправиться?

Я отправляю столько карбида кальция, что хватило бы взорвать корешок.

– Пересели меня ближе к полезным животным, подальше от тебя.

Оказывается, я не единственное растение с корнем юмора.

– Назови полезное животное.

– Хорек.

– Вымер.

Из-за бамбука.

– Дракон-гекко.

– Медлительный, тупой и ядовитый. Как раз для тебя.

– Люди работают на декоративную, плодоносящую траву-переросток. Что они в тебе нашли?

– Плодоедам нравятся интересные плоды, – говорю я ему. – Я хорошо с ними обращаюсь.

Он отправляет мне немного фруктозы – фруктового сахара. Я отправляю ему ксилозу, древесный сахар. Даже до того, как я отрастил корень юмора, я понимал, что сахар – комичное вещество, потому что его химическая структура ужасно вычурная. Каробы редко бывают так хорошо настроены. Сахар!

Ивы, пальмы, пшеница, ямс, даже апельсиновые деревья – мы все радуемся перспективе благоприятного сезона и раскрываем почки, готовясь к завтрашнему солнечному свету. Весенние разливы случаются регулярно и просто раздражают большинство прибрежных растений, но снежная лиана внезапно паникует.

– Жуки пропали! Жуки пропали! Большие животные едят жуки! Сок управляет двумя животными! Вода пришла, жуки ушли!

Она не осознает, что жуки восполнимы. Тем не менее я разделяю ее озабоченность. Жуки-снежинки одновременно питали и одурманивали работников и основных. Кроме того, разлив создает логистические проблемы. Я отправляю снежной лиане немного карбида кальция.

– Еще! – просит она.

Я выполняю ее просьбу и говорю:

– Вода уйдет, жуки вернутся. Корни в порядке?

– Корни в порядке. Жуки пропали! Большие животные едят жуки! Сок управляет двумя животными! Вода пришла, жуки ушли! Жуки ушли!

– Вода уйдет, жуки придут. Радость сегодня, радость завтра.

Я повторяю это несколько раз, приправляя послание карбидом кальция, и снежная лиана наконец успокаивается.

Лук почти такой же бессловесный, как и тюльпаны, и он сегодня не радостный. Я не слишком привязан к отдельным листьям, а вот лук дорожит своими, потому что они вырастают из единой луковицы. Миряне собирают урожай только после того, как у лука появляются детки для размножения. Лук пострадал от несвоевременных налетов стекловаров, и только предложенный мной «пестицид» заставил стекловаров прекратить сбор. Сейчас низинные поля лука затоплены, что отсрочит его рост, если не убьет окончательно. Я отправляю через свои корни побольше кислорода. Смерть от утопления – длительная и тяжелая. Возможно, фермеры смогут сделать стены для защиты посадок. Дождь закончился этим вечером, но река будет подниматься еще несколько дней.

У людей жизнь постепенно налаживается. Сегодня в клинике нет больных или травмированных. Из-за разлива реки надзор за сиротами-стекловарами затруднен, но этот же разлив их изолировал. Они слишком одурманены, чтобы переплыть быструю реку, а значит, охранники могут немного расслабиться. В целом сироты стали вести себя более цивилизованно даже без стреноживания, а кое-кто даже помогал собирать еду, облегчив людям работу. Беллона – самка, сотрудничающая с сиротами, – чуть снизила свою враждебность.

Но можно ли это считать истинным одомашниванием? На ежевечернем собрании комитета Сосна говорит, что судить трудно:

– Повернемся спиной – и окажется, что сироты только того и ждали.

– Согласен, – говорю я. Най озвучивает мои слова. – Обрезка еще не закончена.

– Согласен? – удивляется она.

– На одомашнивание нужно время.

Мне следовало бы пояснить свои слова, но меня отвлекает праздник растений. Кароб с помощью альдозы и кетозы создает шутку насчет воды. Концовка у нее такая: вода плоская! Как снежинки! Конечно, но кто бы представил это именно так?

– Надо, чтобы они нас боялись, – говорит Сосна.

Я пытаюсь выделить корень для внимания.

– Страх обрежет их деятельность.

– Не могу поверить, что мы с тобой пришли к согласию!

– Разумных действий немного. Вероятность согласия велика, – говорю я, не желая копать глубже.

Я давно не проверял состояние здоровья Сосны. Очень жаль, что не получалось. Она ведет себя непоследовательно, а это может предвещать более серьезные проблемы. С момента постановки первого диагноза я выявил пять случаев болезни Джерси. Пациенты жаловались на обсессивно-компульсивное поведение. Сосна одержима стекловарами. Можно ли как-то заманить ее в клинику?