Альфред Бестер - Миры Альфреда Бестера. Том 4
Когда в воскресенье вечером мы пошли назад, компас снова стал вести себя совершенно дико. Тогда Джил понял, что случилось.
— Христа ради, Джим, — сказал он, — произошло то, чего все боялись. Они взорвали города, бомбами и радиацией отправили себя в ад, и мы должны убраться подальше в проклятую пещеру, пока все не очистится.
Итак, мы с Джилом вернулись, сели на голодный паек и оставались там, сколько могли. Наконец, мы снова выбрались наружу и вернулись пешком в Новую Гавань. Она была мертва, как и все остальное. Джил нашел приемник и попытался поймать хоть какие-нибудь радиопередачи. Ничего. Тогда мы нагрузились консервами и обошли всю округу: Бриджпорт, Уотербери, Хаутворт, Спрингфилд, Провиденс, Нью-Лондон… Большой сделали круг. Никого. Ничего. Тогда мы вернулись в Новую Гавань, обосновались там и это была вполне хорошая жизнь.
Днем мы запасались продуктами и возились с домом, поддерживая его в хорошем состоянии. После ужина, к семи часам вечера Джил уходил в ВНХА и включал станцию. Я шел в свой бар, отпирал его, подметал и включал телевизор. Джил установил генератор и для него.
Было очень забавно смотреть передачи, которые показывал Джил. Он начинал с новостей и погоды, в которой всегда ошибался. У него был только «Альманах фермера» и старый барометр, который выглядел, как настенные часы. Я не думаю, чтобы он работал, или, может быть, Джил никогда не имел дела с погодой… Затем он передавал вечернюю программу.
У меня в баре был дробовик на случай налетов. Иногда что-нибудь в передачах злило меня. Тогда я брал дробовик и стрелял от дверей бара в экран, потом ставил другой телевизор. Я тратил два дня в неделю, собирая телевизоры по всему городу.
В полночь Джил выключал станцию, я запирал бар, и мы встречались дома за чашкой кофе. Джил спрашивал меня, сколько телевизоров я подстрелил сегодня, и смеялся, когда я рассказывал ему. Я расспрашивал его о том, что будет идти на следующей неделе, и спорил с ним, показывать фильм или футбольный матч, записи которых были в ВНХА. Я не слишком любил вестерны, а высокомудрые дискуссии просто ненавидел.
Но счастье отвернулось от нас: так было всю мою жизнь. Через два года я обнаружил, что поставил последний телевизор, и встревожился. Тем же вечером Джил показал один из коммерсов, где самоуверенная дамочка рекламировала свадебные наряды вперемешку со стиральным порошком. Естественно, я схватил ружье и только в последний момент удержался от выстрела. Затем он пустил фильм о непонятом композиторе и еще несколько подобных вещей. Когда мы встретились дома, меня прямо-таки всего трясло.
— Что случилось? — спросил Джил.
Я рассказал ему.
— Я думал, тебе нравится смотреть передачи, — сказал он.
— Только когда я могу стрелять в них.
— Несчастный байстрюк, — рассмеялся он. — Теперь ты моя пленная аудитория.
— Джил, может, ты изменишь программу? Войди в мое положение.
— Будь благоразумен, Джим. ВНХА имеет разнообразные программы. Мы действуем по принципу кафетерия — понемногу для каждого. Если тебе не нравится передача, почему бы тебе не переключить канал?
— Ну, это уж глупо. Ты же знаешь, черт побери, что у нас в Новой Гавани только один канал.
— Тогда выключи телевизор.
— Не могу я выключать телевизор в баре. Он входит в программу развлечения посетителей. Этак я потеряю всех своих клиентов. Джил, ты показываешь им ужасные фильмы, как, например, прошлой ночью этот музыкальный про армию. Песни, танцы и поцелуи на башнях танков.
— Женщинам нравятся фильмы с военной начинкой.
— А коммерсы? Женщины всегда насмехаются над всеми этими подтяжками, волшебными сигаретами и…
— А, — сказал Джил, — отправь в студию письмо.
Я так и сделал и через неделю получил ответ:
«Дорогой мистер Майо! Мы рады узнать, что Вы регулярно смотрите передачи ВНХА, и благодарим Вас за интерес к нашей программе. Мы надеемся, что Вы будете продолжать наслаждаться нашими передачами. Искренне Ваш Джилберт О.Уоткинс, заведующий станцией». К письму были приложены два билета на выставку. Я показал письмо Джилу. Он только пожал плечами.
— Как видишь, ты столкнулся с трудностями, Джим, — сказал он. — Их не волнует, нравятся тебе передачи или нет. Они только хотят знать, смотришь ли ты их.
Должен сказать тебе, два следующих месяца были для меня адом. Я не мог выключать телевизор и не мог смотреть его, не стреляя из дробовика по дюжине раз за вечер. Я тратил все свои силы, удерживаясь, чтобы не нажать на спусковой крючок. Я весь изнервничался и понял, что должен что-нибудь с этим сделать, чтобы обрести равновесие. Тогда однажды ночью я принес ружье домой и застрелил Джила.
Весь следующий день я чувствовал себя гораздо лучше и, открывая бар в семь часов, бодро насвистывал. Я подмел помещение, протер стойку и затем включил телевизор, чтобы послушать новости и сводку погоды. Ты не поверишь, но телевизор был мертв. Не было изображения, не было даже звука. Мой последний телевизор был мертв. Теперь ты понимаешь, зачем я стремлюсь на юг (объяснил Майо) — я должен найти там местного телемастера.
Когда Майо кончил свой рассказ, наступила долгая пауза. Линда внимательно глядела на него, пытаясь скрыть огонек, который зажегся в ее глазах. Затем она спросила с задумчивой беззаботностью:
— Где он достал барометр?
— Кто? Что?
— Твой приятель Джил и его старый барометр. Где он достал его?
— Ну, не знаю. Старинные вещи были одним из его хобби.
— И он походил на часы?
— Совершенно верно.
— Французский?
— Не могу сказать.
— Бронзовый.
— Кажется, да. Как твои часы. Это ведь бронза?
— Да. Формой в виде солнца с лучами?
— Нет, как твои часы.
— Это солнце с лучами. И таких же размеров?
— Точно.
— Где он висел?
— Разве я тебе не сказал? В нашем доме.
— А где дом?
— На Главной улице.
— Какой номер?
— Тридцать пять. Слушай, зачем тебе все это?
— Просто так, Джим. Простое любопытство. Не обижайся. Пойду соберу вещи, оставшиеся с пикника.
— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
Она покосилась на него.
— Нет. И не пытайся ехать один на машине. Механики встречаются еще реже, чем телемастера.
Он улыбнулся и исчез. После обеда открылась истинная причина его исчезновения, когда он принес пачку нотных листов, поставил их на пианино и подвел к пианино Линду. Она пришла в полный восторг.
— Джим, ты ангел! Где ты нашел их?
— В доме напротив. Четвертый этаж, вход со двора. Хозяина звать Горовиц. Там было также много записей. Могу сказать тебе, было довольно хлопотно шарить в полной темноте с одними спичками. Теперь смотри, видишь эти ноты? Это си, си средней октавы. Для этого здесь поставлен белый ключ. Давай-ка лучше сядем рядом. Подвинься…
Урок продолжался два часа в полной сосредоточенности и так измучил их обоих, что они разбрелись по своим комнатам, лишь пожелав друг другу спокойной ночи.
— Джим, — позвала из своей комнаты Линда.
— Да? — крикнул он.
— Хочешь взять себе одну из моих кукол?
— Нет. Огромное спасибо, Линда, но мужчин не интересуют куклы.
— Я так и думала. Завтра я сделаю то, что интересует мужчин.
На следующее утро Майо проснулся от стука в дверь. Он приподнялся в постели и попытался открыть глаза.
— Да! Кто там? — крикнул он.
— Это я, Линда. Можно войти?
Он поспешно осмотрелся. Комната прибрана, ковер чист. Драгоценное вышитое покрывало аккуратно сложено на туалетном столике.
— О'кей, входи.
Линда вошла в хрустящем, накрахмаленном платье. Она села на край четырехспальной кровати и дружески хлопнула Майо по плечу.
— Доброе утро, — сказала она. — Послушай, я оставлю тебя на несколько часов одного. Мне нужно кое-куда съездить. Завтрак на столе, а к ленчу, я думаю, вернусь. Олл райт?
— Конечно.
— Ты не будешь скучать?
— Куда ты собралась?
— Расскажу, когда вернусь. — Она протянула руку и взъерошила ему волосы. — Будь хорошим мальчиком и не проказь. О, еще одно. Не входи в мою спальню.
— Почему?
— Просто не входи.
Она улыбнулась и ушла. Через несколько секунд Майо услышал, как завелся мотор и «джип» уехал. Одевшись, он сразу прошел в спальню Линды и огляделся. Комната была, как всегда, прибрана, кровать застелена, а куклы любовно рассажены на покрывале. Потом он увидел это.
— Ну-у… — выдохнул он.
Это была модель клипера с полной оснасткой. Мачты и перекладины были не повреждены, но корпус шелушился, а от парусов остались одни обрывки. Он стоял перед шкафом Линды, а рядом с ним была ее корзинка для шитья. Линда уже нарезала свежее белое полотно для парусов. Майо опустился на колени перед моделью и нежно коснулся ее.
