И. Волознев - Журнал «Приключения, Фантастика» 1 95
Рассматривая лицо канадца, он думал, что если перед ним в самом деле потомок сибирского рода купцов Пушилиных, то, наверное, старейшине этого рода — Игнатию Пушилину, — он доводится правнуком. Возможно, даже праправнуком.
— А отчество? — спросил Пушели. — У всех русских есть обязательно отчество. Не так ли?
— Андрей Андреевич, — назвал Зимин свое имя-отчество.
— Мне говорили, вы вчера искали меня, господин Зимин, — сказал Пушели. — Важное дело?
— Как вам покажется… Ваша компания ведь не только строит, но и реставрирует дома?
— Дома, которые имеют архитектурную ценность, — подтвердил канадец.
— Недавно я видел у одного человека картину, на которой изображена эта улица. Фрагмент улицы, начиная от кирпичного дома с куполом. Картину рисовали, когда дом еще имел ставни на окнах и обитые железом двупольные двери.
Зимин не импровизировал. Такая картина действительно была. В доме у Василия Терентьевича Засекина на Подъельниковском кордоне.
— Интересно, — сказал Пушели.
— Картина, правда, написана любителем, — продолжал Зимин. — Но это даже лучше. Выписан тщательно каждый кирпичик, каждый узор на ставнях.
— Можно и мне видеть эту картину? — спросил Пушели.
— Это трудно. Хозяин ее — пасечник. Сейчас далеко в тайге.
— Жаль. Я не могу посылать в тайгу своих людей.
— Но вы не сейчас, не немедленно займетесь реставрацией?
— Сейчас впереди — отделка четырех коттеджей.
— А к холодам, к снегу пасечник вернется в Пихтовое.
Разговаривая, они медленно шли но улице. Остановились, оказавшись около кирпичного дома с шатром на крыше.
— Скажите, господин Пушели, вы знаете, что было здесь, — Зимин кивнул на дом, — в начале века?
— Мне говорили, тоже магазин, — ответил директор «Альянса».
— Верно. Купеческий торговый дом. Владельцы его имели свой маслосырзавод, и были самыми богатыми в Пихтовом людьми.
— Так выгодно было торговать сыром и маслом?
— Не знаю. У них еще были магазины мануфактуры и скобяных изделий.
— Что значит «скобяных»? Я не совсем хорошо знаю русский.
— Очень даже хорошо, — возразил Зимин. — А скобяные — это металлические изделия. Пилы, топоры, замки, защелки… Много.
— Значит, они имели универсальную торговлю, — сказал директор «Альянса».
— Почти… Не знаю, где были их другие магазины, но вот в этом двухэтажном особняке, рядом с торговым домом, они жили, — сказал Зимин.
— Красивый особняк, — отозвался Пушели. — Но уже старый. Компания располагает чертежами этого дома и еще трех Те три совсем плохие. Будут строиться снова.
— Вам не рассказывали о судьбе владельцев торгового дома? — спросил Зимин поспешно, опасаясь, как бы разговор не ушел окончательно на сугубо деловые темы, касающиеся возведения коттеджей и реставрации ветхих домов дореволюционной постройки.
— Конфискация, экспроприация — их судьба? Да? — с улыбкой сказал Пушели.
— В общем-то так. Но это судьба недвижимости, всего, что имели Пушилины, это фамилия владельцев торгового дома. Сами они с падением старой власти ушли в тайгу. Сколотили отряд в триста с лишним штыков и сабель и воевали восемь месяцев. Пока не прислали против них регулярную часть Красной армии. Отряд был разбит, глава торгового дома Игнатий Пушилин погиб в урочище Трех Истуканов. Сын его, Степан, еще очень недолго был в тайге, потом решил выйти. Объявили амнистию. Прощение. И вот под эту амнистию его на шестнадцать лет закатали в концлагеря. До тридцать шестого года.
Рассказывая, Зимин внимательно смотрел на собеседника, пытаясь понять, новость ли для него все то, о чем он говорит. По лицу Пушели невозможно было угадать.
— А в тридцать шестом, — продолжал Зимин, — из него, рядовою зека, заключенного то есть, решили сделать крупную фигуру — руководителя движения, выступающего против новой власти Он чудом вырвался, застрелил (Зимин хотел сказать «сотрудника НКВД», но передумал, сказал по-другому): — застрелил своего тюремщика и вместе с семьей ушел в Читу, где ему помогли скрыться за границу.
Директор частной строительной компании уже давно не улыбался, смотрел серьезно и слушал очень внимательно.
Сын главы торгового дома ушел за границу не бедным. Имея около пятидесяти килограммов золота. Три пуда высокопробного золота. Оно ему досталось волею случая еще в Гражданскую войну. Кстати, не без помощи золота Степан Пушилин вырвался на свободу.
— Он подкупил своего тюремщика? — заговорил наконец, задал вопрос канадец.
— Не совсем так. Он пообещал, выбравшись на волю, поделиться золотом, а когда они оказались вдвоем в тайге, на берегу глухой речушки, убил тюремщика…
— Очень подробно рассказываете, Андрей Андреевич. Даже как в тюрьме был. Вы из КГБ? — Тон директора «Альянса» был по-прежнему спокойным, дружелюбным.
— Нет. Я историк, Из Москвы.
— О, московские историки теперь приезжают в Сибирь изучать жизнь мелких торговцев начала века?
Прозвучало на сей раз холодно и с легкой насмешкой. Чувствовалось, еще минута — и собеседник пожелает с ним распрощаться. Если еще не сделал этого, то лишь из желания понять, кто все-таки Зимин, чего хочет добиться своим рассказом?
Однако могла быть и вторая причина: директору канадской частной строительной компании очень интересно знать о пихтовских лавочниках-маслоделах Пушилиных из далекого прошлого. В таком случае…
— Я о Пушилиных случайно услышал, — сказал Зимин. — От здешних краеведов. А они о Пушилиных знают, потому что это имя связано с колчаковским кладом, который здесь где-то спрятан.
— Так вы приехали сюда искать клад? — холодок отчуждения, недоверия как возник, так не ослабевал.
— Приехал к другу, с которым вместе воевал.
— Воевали? — удивленно переспросил Пушели.
— Да. В Афганистане. Слышали об этой войне?
— О, да-да. Конечно. Значит, ваш друг живет здесь?
— Да. А то, что мне известно даже, как Пушилин в тюрьме сидел, об этом рассказывал человек, который в тридцать шестом году находился с ним в одной камере. Ростислав Андреевич Мурашов.
— Вы сказали — Мурашов?
— Ростислав Андреевич Мурашов.
— Когда он рассказывал? — спросил Пушели.
Все! Зимин готов был с этой минуты чем угодно поклясться: директор частной строительной компании Мишель Пушели — потомок сибирского, пихтовского рода Пушилиных. До этого вопроса можно было еще сомневаться, можно было объяснить интерес иностранца к судьбам русских купцов, фамилия которых была созвучна с его фамилией, простым человеческим любопытством. Но вот этот вопрос. Чересчур уж далеко простиралось любопытство заокеанского предпринимателя.
