Филип Фармер - Многоярусный мир. Том 2. Сборник фантастических произведений
Лу Баум покачал головой, вытер со лба пот, а затем снял и протер очки, моргая близорукими глазами.
— Эта цыпочка — псих, — пояснил он. — С чудинкой. Но в кайф. Она знает, о чем говорит.
— Я улавливаю вибрации, — продолжала Му-Му. — Они меня никогда не подводят. Я могу прочесть ха-рактер только так. — Она громко щелкнула пальцами. — Но в вас, особенно в ней, есть что-то такое, чего я не улавливаю. Может быть, вроде того, что вы не от мира сего, знаете ли. Вроде как вы марсиане… или нечто в этом роде.
Невысокий коренастый молодой блондин с изрытым оспой лицом, называвшийся просто Стертым, поднял голову со своего сиденья, где он настраивал гитару.
— Финнеган не марсианин, — усмехнулся он. — У него четкий средне-западный акцент, словно он только что из Индианы, Иллинойса или Айовы. Я бы предположил, что хуже. Верно?
— Я хуже, — подтвердил Кикаха.
— Закройте глаза, люди добрые, — громко призвал Стертый. — Послушайте его! Скажи еще раз, Финнеган! Если его голос не точный дубль голоса Гэри Купера, то я съем несъедобное!
Кикаха произнес что-то для них и прочие рассмеялись.
— Гэри Купер! Ты когда-нибудь дублировал его?
Это, казалось, разбило напряжение, созданное словами Му-Му. Она улыбнулась, и снова села, но ее темные глаза то и дело стреляли мгновенными стрелами взглядов в сторону чужаков. Кикаха знал, что она не удовлетворена. Лу Баум сел рядом с Му-Му. Его адамово яблоко работало так, словно было поршнем насоса. На лице его утвердилось тяжелое, почти ошеломленное выражение, но Кикаха догадывался, что его все еще разбирает любопытство. И еще ему было страшновато.
Баум явно верил в репутацию своей подружки, как эксперта. Кроме того, он, вероятно, еще и побаивался ее.
Кикаху это не волновало. Ее анализ их, как чужаков, мог быть ничем иным, как маневром с целью отпугнуть Баума от Ананы. Важно было как можно скорее попасть в Лос-Анджелес, с минимальными шансами оказаться замеченными людьми рыжего Орка. Автобус этот казался ему удачей, а как только они доберутся до подходящего мес-та, чтобы свалить, они свалят. И прости-прощай, Король Гномов и его тухлые яйца!
Он разглядел оставшуюся часть обитателей автобуса. Трое мужчин, игравших в карты, подняли головы, когда он прошел, но ничего не сказали. Его слегка отталкивали их лысые головы, клочки седых волос, расплывшиеся и обрюзгшие черты лиц, глаза в красных прожилках, морщины, двойные подбородки и толстые животы. За двадцать четыре года, прожитые во вселенной Джадавина, он видел не более четырех стариков. Люди там жили тысячу лет, если им удавалось избежать несчастного случая или человекоубийства, и не старели до последней сотни лет. Так долго, правда, удавалось прожить немногим. И потому Кикаха забыл о существова-нии стариков и старух. Он испытывал отвращение, хотя и не такое сильное, как Анана. Она-то выросла в мире, где вообще не было физически старых людей, и хотя ей исполнилось уже десять тысяч лет, она до сих пор не жила ни во вселенных, где бы жили некрасивые люди. Властелины были народом эстетичным и потому выпа-лывали некрасивых из своего имущества и давали уцелевшим шанс обладать долгой-предолгой юностью.
По проходу к нему подошел Баум и спросил:
— Ищешь что-нибудь?
— Мне просто любопытно, — ответил Кикаха, — есть ли тут какой-то способ выйти иначе, чем через переднюю дверь?
— В женской раздевалке есть запасной выход, а что?
— Просто люблю знать подобные вещи, — уклончиво произнес Кикаха. Он не видел, с какой стати объяснять, что он всегда узнавал, сколько имеется выходов и насколько они доступны.
Он открыл двери в обе раздевалки и туалет, а потом изучил запасную дверь, чтобы в случае необходимости суметь открыть ее мгновенно.
Следовавший за ним Баум заметил:
— Нахальства, друг мой, тебе, конечно, не занимать. Разве ты не знаешь, что любопытство сгубило кошку?
— Данной кошке оно сохранило жизнь, — отпарировал Кикаха. Баум понизил голос и, подойдя поближе к Кикахе, спросил:
— У тебя действительно пунктик по этой цыпочке?
Фраза для Кикахи была новой, но он понял ее без труда. И ответил:
— Да. А что?
— Очень жаль. Я действительно обалдел из-за нее. Сам понимаешь, не хочу обидеть, — сказал он, когда Кикаха сузил глаза. — Му-Му настоящая куколка, но немного чудная, ты понимаешь, о чем я хочу сказать. Она говорит, что вы чудики и что в вас есть что-то странное, но мне это нравится. Я хочу сказать, что если тебе нужно немного денег, скажем одна-две тысячи, и ты просто передашь мне, образно говоря, доступ к своей цы-почке, передашь мне руль, а сам уйдешь немного богаче, ты понимаешь, что я имею в виду…
— Две тысячи! — усмехнулся Кикаха, — ты должно быть, очень сильно ее хочешь.
— Две тысячи не растут на денежном дереве, друг мой, но за такую цыпочку…
— Должно быть твой бизнес очень доходен, если ты можешь выбрасывать такую сумму, — заметил Кикаха.
— Старик, ты шутишь! — Баум, казалось, искренне удивился. Неужели ты на самом деле никогда не слышал обо мне и о моей группе? Мы знамениты! Мы везде бывали, мы тридцать восемь раз попадали в пер-вую десятку, мы выпустили золотую пластинку, мы давали концерты в Чаше![4] Ты не в струе? И мы снова на пути к Чаше.
— Я долго отсутствовал, — пояснил Кикаха. — А что, если я возьму твои деньги, а Энн не упадет в твои объятия? Знаешь ли, я не могу заставить ее стать твоей женщиной.
Баум, казалось, обиделся.
— Цыпочки предлагают мне себя дюжинами каждую ночь. Я не шучу. Выбор у меня есть. Ты говоришь, что Энн, эта дочь Деда Мороза, или кто она там, отвергнет меня? Баума, Короля Гномов?
Черты лица Баума не только не отличались красотой и гармонией, но у него были прыщи и кривые зубы.
До этого момента интонации Баума были просительными, даже заискивающими, но теперь они стали торжествующими и в то же время презрительными:
— Я могу дать тебе тысячу, возможно, Солли, мой агент, сможет дать тебе пятьсот. На остальные я дам тебе чек.
— Рабство! — хмыкнул Кикаха. — Тебе ведь не может быть больше тридцати пяти, верно? И ты можешь вот так разбрасываться деньгами?
Он вспомнил собственную юность во времена Великой Депрессии. Как много ему приходилось работать просто для того, чтобы выжить, и как тяжело приходилось многим другим…
— Ты чудик, — подтвердил свой вывод Баум. — Неужели ты ничего не знаешь? Или ты меня разыгрываешь?
Голос выдавал переполнявшее его презрение. Кикаха ощутил желание рассмеяться ему в лицо, а также врезать по зубам. Но он не сделал ни того, ни другого. А сказал:
— Я возьму пятнадцать сотен. Но прямо сейчас. И если Энн на тебя наплюет, обратно деньги не получишь.
