Юрий Греков - Слышишь, Кричит сова !
"Как и во всякой азартной игре, в этой тоже были свои не сразу понятные тонкости. Иван, собственно, и не пытался в них вникнуть - и прежде он никакого интереса не испытывал ни к картам, ни к другим способам заработать деньги не работая. Поэтому, выслушав объяснение Гая Петровича тому, что происходит по вечерам в дальнем углу Соборного парка, он запомнил суть, не вдумываясь в детали. Суть же состояла в том, что помянутый угол парка был своего рода местным Монте-Карло.
Нет, рулетку здесь не крутили. Способ игры был совсем другой: игроки поочередно высоко подбрасывали монету, и если она падала на землю, партнер выкладывал ставку.
Если же подброшенная монета исчезала, то платил бросавший. Примерно на высоте трех метров проходила незримая граница, переход которой сулил проигрыш - за ней монета пропадала, словно растворившись в воздухе.
Все искусство игрока заключалось в том, чтобы не бросить монету выше, чем нужно.
На вопрос Ивана - что же происходит с монетой на высоте трех метров? Сверливый пожал плечами: - Исчезает... Не в прямом, конечно, смысле. Ничего ей не делается. Очевидно, проскакивает в другое время...
Гай Петрович еще что-то говорил, Иван слушал в пол.уха - в памяти его закопошилось какое-то неясное воспоминание, которое никак не могло выкарабкаться на поверхность. Иван напрягся мысленно, чувствуя подсознательно, что воспоминание важное, но ничего не мог сделать. Казалось, вот-вот, еще немного - и вспомнит, или хоть за кончик ухватится, но воспоминание выскальзывало, как намыленное, оставляя в душе беспокойство и злость.
Сверливый, будучи человеком деликатным, довольно быстро сообразил, что собеседника его что-то гнетет, и, отнеся это на счет браги, решительно сказал: - Вот что, Иван Петрович, пожалуй, нам пора. И вид у вас, должен сказать, неважный. Пойдемте-ка по домам...
Иван ворочался на койке, злясь на себя - сон не шел, голова гудела от бессильных попыток выковырнуть из памяти неясно мелькнувшее воспоминание, нывшее занозой с каждой минутой все нестерпимое.
Стоило Ивану шевельнуться, пружины громко и противно взвизгивали в тишине, и притихшая было за занавеской муха начинала биться о стекло, нудно жужжа. Глубокая ночь, но там, за окном, только отдерни марлевую занавеску, ослепительное солнце заливает пустырь, по которому в нескончаемом беге плывет желтая собака, а высоко в небе чертят невидимый путь два самолета, один из которых взорвется через мгновение, чтобы через мгновение вновь поплыла по выжженному пустырю собака, рассыпавшаяся на Сверкающие стекляшки...
К открывающемуся из окна виду Иван привык, перестав обращать внимание и на муху, и на все остальное.
Но сейчас нудное жужжание лезло в уши, раздражая и без того взбудораженный мозг. Встать бы и придавить проклятую муху, но Иван уже убедился, что это напрасный труд-он передавил десятка два, наверное, но стоило задернуть занавеску, как нудное жужжание возобновлялось с прежней противностью.
Уже только под утро Ивану кое-как удалось задремать.
И тут-то и произошло то, что никак до сих пор ему не удавалось сделать усилием воли. Отпустившее мозг напряжение распустило судорожно сжавшиеся кольца памяти, и воспоминание всплыло легко и свободно.
Перед закрытыми глазами возникла из ничего большая серебряная монета. И этот столь ординарный предмет оказался тем самым кончиком, за который вытащить всю цепочку было легко и просто. Иван проснулся мгновенно.
Монета исчезла, но он уже все вспомнил. Непонятная, но настойчивая потребность вспомнить что-то очень важное, как от удара кремня о кремень, обернулась искрой, осветившей самые потаенные уголки памяти. И, вспоминая, Иван уже знал, что через мгновение он придет к поразительной догадке, которая все может изменить...
С полгода назад он получил наряд сменить старую проводку в городском краеведческом музее. Работы было немного - музей занимал три небольших комнатки, в которых прежде помещалось ателье индпошива. Заведующий музеем Павел Федорович в благодарность устроил Ивану персональную экскурсию, подолгу останавливаясь у стендов и планшетов, развешанных по стенам. Жуков добросовестно разглядывал обломки ядер и сабель, битые горшки и, как непочтительно подумал он про себя, прочий мусор. Павел Федорович рассказывал обстоятельно и даже интересно. Остановившись, наконец, у витрины, где на потертом черном бархате лежало десятка два монет, Павел Федорович пояснил, что все они найдены на территории района, что является очень важным свидетельством той роли, которую, вероятно, играл в древности их райцентр. Монеты были разного времени и разного происхождения, что заставляло Павла Федоровича предполагать и даже утверждать: их город в течение веков поддерживал связи с самыми отдаленными краями. Павел Федорович по привычке не преминул пожаловаться, что серьезных археологических раскопок здесь не производилось, Иван как наяву услышал его шепелявый голос: "А представляете, что можно обнаружить, копнув чуть-чуть, если вот этот талер Сигизмунда третьего я нашел в соборном парке прямо в траве!" И, как бы отвечая этим словам, в ушах Ивана зазвучал голос Гая Петровича: "Исчезает... Видимо, проскакивает в другое время..." Читателю, очевидно, ясно, что не соединить эти два факта Иван не мог. И он, конечно, соединил их мгновенно.
Искорка, брызнувшая от их соударения, подожгла бикфордов шнур логических следствий, и догадка взорвалась, породив вывод.
Конечно, найденная Павлом Федоровичем в соборном парке монета и "Монте-Карло" в том же соборном парке могли быть только совпадением, причем для Ивана совпадением трагическим. Но, по зрелом размышлении, Жуков, не сбрасывая со счетов такой вероятности, решил, что иная вероятность тоже весьма значительна, если рассуждать логически. И ход его рассуждений был таков: поскольку проскочить из своего времени в это ему удалось, значит, в некоей точке такой проход существует или существовал. Пытаясь починить свой велосипед, Иван намеревался возвратиться домой тем же путем, которым попал сюда. В этом, собственно, и крылась принципиальная ошибка. Почини Иван свою машину, домой бы он все равно не попал. Потому что случилось то, что случилось бы с поездом, на пути которого кто-то перекинул стрелку. Что бы ни делал машинист - прибавлял бы пару, тормозил, останавливал локомотив-на прежний путь, даже если он лежит в двух метрах, перенести поезд невозможно.
Единственный выход - найти стрелку и перевести локомотив на нужную колею.
Когда Иван нажал кнопку пускателя, он тем самым перевел воображаемую "стрелку", а на самом деле просто ударом напролом в стену времени вызвал возмущение в этой точке, и его машину отбросило на совершенно другие "рельсы". И теперь, почини он свой велосипед, он смог бы передвигаться вперед-назад только по этим рельсам, иначе говоря, только в этом времени, а его собственное оставалось бы таким же недоступным, как недоступна поезду соседняя колея. И единственное, что ему оставалось, это - либо отыскать "стрелку", либо спрыгнуть с поезда. Первое было не только невозможно, но и бесполезно - машина все равно не работала.
