Дивов Игоревич - Оружие Возмездия
— Могу еще спросить, отчего полы не вымыты, — добавил я.
Сержант посмотрел под ноги и переменился в лице. Вымыть это было нереально. Тут он наконец-то проснулся окончательно. От испуга, вероятно.
— Ты, что ли, меня сменяешь? — догадался он.
— Да. Журнал заполнил? Ну и вали отсюда к чертовой матери, воин. Не видишь, мы тут… Живописью занимаемся. Доисторической.
— А расписаться?..
— А все на месте? На двери пятой комнаты по-прежнему нацарапан мой любимый косой крестик? Или к нему уже пририсовали еще две буквы?
— Да там он, там, можешь сходить посмотреть.
Я расписался в журнале и с удовольствием пожелал сержанту попутного ветра. Мне больше не нужны тут были чужие люди. Я собирался учинить над штабом надругательство, равного которому в ББМ еще не случалось.
***
Последующие дни и ночи в моей памяти спрессовались. Это была безумная гонка с короткими передышками. Олеги пахали, как проклятые. Иногда нам помогал Шнейдер.
Сиротин, придя в штаб, очень удивился, когда я встретил его со штык-ножом на поясе и повязкой дежурного.
— Теперь эти двое у меня вот где, — объяснил я, показывая сжатый кулак. — Постоянный контроль.
— Нормально, — оценил Сиротин, — вижу службу войск! А это что?..
Он заметил "тестовые" участки стены, на которых мы пробовали мое изобретение — разные смеси белой краски с известкой.
— Если все получится, у вас будет ослепительно белый штаб.
— Как в больнице? — насторожился майор.
— Ничего общего. Это будет похоже скорее на зал электронно-вычислительных машин, — вдохновенно наврал я. — Конструкторское бюро. Каждый раз, проходя по коридору, вы будете ощущать чистоту и свежесть — то, что нужно для плодотворной службы.
— А-а! — впечатлился майор. — Ну-ну.
Я тут же забросил штык в тумбочку и отправился красить.
Пульверизатор качал, как зверь, но распылял плохо. Мы долго с ним мучились, кое-как забелив потолок, а стены уже проходили валиками. Результат мне показался занятным: наша адская смесь давала на стенах едва заметную шероховатую фактуру. Исконный зеленый цвет стен под этой фактурой исчезал напрочь с одного прохода. А главное, эта гадость не пачкалась и не осыпалась, когда высыхала. Хотя должна бы. А может, так и продержится? Почему нет? Если не мыть. Плесни водички — тут она себя точно покажет. Или не покажет. Черт ее знает. Выдумали фигню какую-то.
Коридор приобретал футуристический вид. Тогда мало где красили стены заподлицо с потолком, выглядело наше творчество весьма лихо. Я и сам поверил, что теперь Сиротин будет ощущать чистоту и свежесть. Глядишь, поумнеет.
— Авангард, — оценил Шнейдер. — Кто, ты говорил, твоя мама?
— Заведующая отделом выставок Третьяковки.
— М-да… Нарисуй в сортире "Черный квадрат".
— Не смогу, углы не помню.
— То есть?..
— Гена, — сказал я строго. — Как ты думаешь, если художник назвал картину "Черный квадрат", неужели она квадратная? И стали бы искусствоведы столько носиться с каким-то квадратом, пусть и черным? В том-то и прикол, что это очень сложный объект.
— Наши-то не знают. Можешь нарисовать именно черный квадрат.
— К счастью, мы не красим сортир. Ген, у тебя есть пластырь? Не хочу бежать за ним в казарму.
— А что такое?
— А вот что.
— Ой, ёлки-палки…
***
Известь разъедала руки. Мы столкнулись с этим в первые же сутки. Сначала было терпимо, потом начала слезать кожа на пальцах.
Стало неудобно работать. Я взял пластырь и заклеил изувеченные кончики пальцев себе и Олегам. Сразу вспомнилось Мулино — там в штабе у меня зимой шла кровь из-под ногтей, когда я печатал. Только пластырем и спасался.
— Представляешь, как бы я сейчас выглядел, если бы ты надел ту лопату мне на физиономию? — спросил я Маленького. — И как бы выглядел ты, хе-хе…
— Извини, я же не нарочно, — в который раз сказал он.
— Забудь.
— Дальше-то что? — спросил Большой. — Нам еще с этой дрянью возиться и возиться. А как мы потом кистями будем работать, если пальцы совсем облезут? Нам же кистями подводить "сапожок" и батареи красить.
Дело было где-то на середине коридора.
— А дальше очень просто, — сказал я. — Очень просто… М-да. Идите со мной. Мало ли, как оно выйдет. А вы уже достаточно злые, чтобы кому-нибудь свернуть челюсть.
И мы отправились в казарму.
— Это правда, что ты никого не бил? — вдруг спросил Большой по дороге.
— Конечно. Тут все битые, до них кулаком не достучишься. С ними говорить надо, тогда будет результат… О, вспомнил! Однажды я ударил Никонова. Но он долго меня доводил. И я его… Даже не стукнул — пихнул.
— И?..
— Он упал с таким грохотом, что из канцелярии выскочил капитан Масякин. И давай орать: ага, сержант, дедовщину разводишь, трое суток ареста! Обрадовался. Тут Ник отдышался немного и прямо лежа на полу как начнет ржать… Я говорю: товарищ капитан, имейте совесть, мы же с Ником из одного призыва, вместе дерьма наелись полной ложкой, какая между нами дедовщина?.. Масякин подумал-подумал, и говорит: ну тогда просто неуставные отношения!.. Я Ника поднять хочу, а тот на четвереньках от меня отползает, не переставая хохотать. Масякин плюнул и ушел. А Ник, болтун, всем рассказал, как было весело. И кто хорошо меня знал, тот тоже посмеялся, а кто плохо знал, тот призадумался, стоит ли меня злить…
Мы вошли в казарму и зашагали к каптерке третьего дивизиона.
Дверь была, естественно, заперта. Я пнул ее сапогом и рявкнул:
— Сова, открывай! Медведь пришел!
Щелкнул замок, показалось заспанное лицо каптерщика Мулдашева, только-только назначенного на эту уважаемую материально ответственную должность.
Я отодвинул Мулдашева вместе с дверью, и мы с Олегами вошли в комнату-пенал, забранную по стенам высоченными шкафами.
— А я тут… — начал каптерщик.
— Шинели пересчитываешь. Хорошее дело. Гляди сюда.
Я сунул ему под нос руку в пластыре.
— Мне нужны перчатки от ОЗК. Три пары. Выручай, или я останусь без рук, и накроется мой дембельский аккорд.
— Понимаю… Но ты же их испортишь.
Я посмотрел на Мулдашева очень выразительно. Олеги тоже. Каптерщик вздохнул. Он уже основательно забурел — как все каптерщики — но мне перечить не осмелился. Трудно возражать хорошему человеку, когда у того дембель под вопросом. Во-первых, я и правда хороший. Во-вторых, у дедов иногда случаются припадки бешенства.
— Давай, военный, шевелись, время дорого. Ищи комплекты, которыми не будут пользоваться в ближайшие месяцы. Мой, Галимова… Кто еще у нас студент? Гулюшов. Давай их сюда.
