Дивов Игоревич - Оружие Возмездия
Майор так замотал головой, что едва не свалилась фуражка.
— У них свой фронт работ в казарме, — сказал Сиротин твердо. — Они бы и сами в штабе справились, без вашего руководства.
Нет, он все-таки не совсем дурак, подумал я.
— Хорошо, товарищ майор, приду после обеда. Только скажите, пожалуйста, этим деятелям, кто у них теперь старший. Чтобы мне времени не тратить на внушение.
— Им уже Шнейдер сказал, — обрадовал меня Сиротин. — Они уже это… Уже осознали. Давайте, организуйте их!
Я вылез из канавы, думая, что армия никого не отпускает без издевательства напоследок. Мне предстояло возглавить двоих оболтусов-студентов, на которых, едва они прослужили год, свалилось невероятное счастье: увольнение в запас. Судя по тому, как они работают, спустя рукава, эти красавцы еще не сыты армией до отрыжки. Или просто по жизни охламоны. Что там у них за трудности с пульверизатором?.. Хотя, возможно, никакие они не безрукие, просто растерялись. Ладно, посмотрим. Я не знал этих студентов, даже не помнил, как они выглядят — нужна больно всякая мелюзга. Из младших призывов мне западали в память только бойцы, ярко проявившие силу духа и интеллект — те, кому суждено "держать" ББМ, когда уволимся мы. Что ж, будем надеяться, Шнейдер эту парочку уже превентивно запугал… И тут приду я, очень добрый.
В штабе разгром начинался с лестницы, она была изгваздана вся. А на этаже…
— Ой, мама, — сказал я.
Тут будто взорвалась бочка с побелкой.
Нет, несколько бочек.
Посреди коридора стоял огромный ручной пульверизатор, а над ним грустили два белых человека, большой и маленький.
— Вот так и живем, — откомментировал Шнейдер, высовываясь с узла связи. — Придурки, мать их, салаги драные, засрали мне весь штаб. Петровский вообще сбежал.
Я поглядел вверх, и мне захотелось обратно в канаву. Потолок не был размыт. Его, похоже, раз десять халтурно белили поверх старой побелки. Когда сейчас по многолетним наслоениям прошлись швабрами, все, что могло течь, потекло на стены и на пол, а остальное… Это надо не смывать, а стесывать.
Ни о каких "трех днях работы" не могло быть и речи. Разве что мне дадут человек десять, которые очень хотят домой. А так минимум неделя кропотливого труда.
Если делать хорошо.
Белые люди косились на меня с опаской. Физиономии у них были основательно затравленные. Сейчас я уже видел, что они не "большой и маленький", как показалось издали, а просто длинный и щуплый. Длинный, правда, ладно скроен, и кулаки у него тяжелые. Сильный. Это пригодится. Будет, если надо, поднимать маленького к потолку.
Я молча пошел на них.
Не возвращаться же в канаву — Сиротин обозлится, начнет пакостить. И я уже настроился на дембель через неделю. Значит, теперь надо уволиться через три дня, или напрасно меня зовут сержантом самоходной артиллерии большой мощности.
— Ну что, салаги, мать вашу, по ошибке произведенные в черпаки… — процедил я. — Вы привели в негодность любимый штаб Заслуженного Деда Советской Армии Геннадия Семеновича Шнейдера. Надеюсь, вам очень стыдно. Теперь внимание. Меня попросили заставить вас работать. Но я терпеть не могу кого-то заставлять. Я просто буду работать с вами. Если у вас есть совесть, тогда мы трое бстро уйдем на дембель. А если нет совести… Если вы сами не хотите на дембель, и мне помешаете уйти… Уверяю, я вас пальцем не трону.
Они глядели на меня во все глаза. Кто знает, что они слышали обо мне раньше. Им точно было известно одно: я водил знаменитый неуправляемый третий дивизион ББМ. И сам я неуправляемый. И Минотавр опасался ставить меня старшиной: кому нужен старшина, которого люди — любят? Уважать должны, бояться могут, а любить незачем. Случайно брошенная Минотавром фраза: "А вдруг он их завтра выведет на демонстрацию протеста под какими-нибудь дурацкими и нецензурными лозунгами?!" облетела всю бригаду.
Два белых человека видели перед собой недосягаемый образец: вроде тоже сержант, а попробуй так себя поставь в ББМ.
Возможно, они даже сообразили, что в случае неповиновения я их действительно не трону.
— Если вы не в курсе, меня зовут Олег.
— И меня — Олег, — сказал большой.
— И меня, — сказал маленький.
— Ну, тогда вам вообще деваться некуда. Будете пахать, как миленькие. Из солидарности. Теперь рассказывайте и показывайте.
Пульверизатор не качал. Не создавал давления. С этим можно было разобраться потом. Куда больше меня волновали расходные материалы. Тут-то и началось.
Им выдали достаточно красно-коричневой половой краски. Некоторое количество серо-стальной краски. Чуть побольше белой. И всё. Я оглядел батарею банок, выстроившуюся вдоль стены туалета, и невольно почесал в затылке.
Винни-Пух, мой любимый герой, сказал бы: "У меня в парке есть канава, и я чувствую, как она меня зовет".
Прежде, чем в штабе взорвалось несколько бочек побелки, пол тут был коричневый с довольно высоким "сапожком", двери кабинетов серые. Потолок, естественно, белый. Но стены-то зеленые!
— А Сиротин что-то сказал про цвет стен?
— Не-а. Красьте, сказал, чем есть.
— Шнейдер!!! — рявкнул я.
Олеги инстинктивно съежились. Шнейдер их пугал. Вероятно, их сбивала с толку его манера ходить головой вперед и при этом страшно топать. А Генка еще отъелся на втором году службы. И понимай, как знаешь: несется на тебя здоровый рыжий еврей, черт его разберет, что у него на уме. Вдруг он у себя на коммутаторе не чай пьет.
— Шнейдер!!!
— Я, товарищ сержант!
— Подойди, будь другом, оцени палитру.
Притопал Гена, уставился на банки, и спросил:
— Ну?
— Что с этим можно сделать, как ты думаешь?
— Тщательно перемешать и ровным слоем размазать по всему коридору, — предположил Шнейдер. — А потом широко улыбнуться — и в сумасшедший дом.
— У начальства были какие-то пожелания по цвету стен?
— Петровскому точно по фигу. А Сиротин ничего не говорил.
— Найди мне этого идиота.
Шнейдер ушел обзванивать бригаду, я мучительно соображал. Краски явно не хватало. Мало серой. Белой тоже мало. Половой много. А дальше что? Тщательно перемешать и широко улыбнуться?
Сиротина поймали в парке, он уже направлялся домой.
— Красьте, чем есть, — повторил он строго и повесил трубку.
Я закурил и присел на подоконник в туалете. Вот вам и дембельский аккорд, Олег Игоревич. Будь бригада на зимних квартирах, я бы постучался к начальнику штаба и выпросил краски хоть бочку. С доставкой. Но сегодня не у кого одолжить даже полбанки — в казарме тоже краски мало, я-то знаю, да и цвет у нее, прямо скажем, не штабной, а поносный… Напрячь Петровского? Без толку, "материально ответственные" прапорщики сейчас на полигоне, склады опечатаны. Вот она, Советская Армия: когда чего-то надо, этого нет. Только атомные мины без дела валяются. Не дай бог война со Швецией — а у нас не крашено ни фига.
