Юрий Никитин - Сингомэйкеры
– Юджин, – сказал Макгрегор, в голосе прозвучало неодобрение, – я слышал, вы приспособились там не просто ночевать. Скоро и девок туда водить будете?
– До этого еще не дошло, – заверил я.
– Загляните ко мне, – сухо предложил он. – Кстати, через пару недель вступит в строй компьютер, что даст семьдесят петафлопс в секунду. Его вам, конечно, не дадут, зато этот, который мучаете сейчас, будет практически постоянно в вашем распоряжении.
– Спасибо, – ответил я с чувством. – Какие девки, когда такая новость?.. Через двадцать минут буду у вас.
В Нью-Йорке наша организация тоже работает под вывеской благотворительного фонда. Потому здание выглядит неброско, даже скромно. В комнатах никакой роскоши, разве что оборудование для работы всегда лучшее из всего существующего.
Кабинет Макгрегора на верхнем этаже, но и там не пентхауз: обычный деловой кабинет. Секретарша сразу же кивнула на его дверь, я переступил порог и сразу увидел следы сильнейшей усталости на его умном породистом лице аристократа.
– Вы там и живете? – фыркнул он. – Не перегорите. Садитесь.
Я опустился в кресло, сказал осторожно:
– Пока мне это не грозит.
– Откуда вы знаете? – спросил он устало. – Бывает, что человек работает, работает, даже на небо ему взглянуть некогда, а потом р-р-раз… и в загул. Или буддизм какой-нибудь. Сидит, созерцает пуп. Теперь, говорит, именно так достигается высшее знание.
– Я это уже прошел, – заверил я.
– Правда? Когда?
– В юности. Была такая мода. Меня тоже краем захватила. Но это как ветрянка: ушла, оставив стойкий иммунитет.
Он не позволил себе такого простонародного жеста, чтобы потереть усталое лицо ладонями, это не простоватый Глеб Модестович, только пошевелил бровями, будто так можно разогнать кровь, взгляд его оставался прям и строг.
– Итак, – сказал он, я чувствовал измождение в голосе. – У меня две новости, как в том анекдоте: хорошая и плохая.
Я не стал говорить, с какой начинать, Макгрегор – это не друг Вася, а Макгрегор, вздохнув, продолжил тем же сухим бесцветным голосом:
– Наши социологи говорят, что закон Мура действует не только в компьютерном деле. Сроки наступления Дня сократились… пусть не вдвое, но почти в полтора раза. Это первая новость. Вторая, увы, тревожнее. Давая все больше и больше свобод простому человечку, мы тем самым делаем его неуправляемее.
Он умолк, в серых холодных глазах вопрос, я ответил осторожно:
– Неуправляемость возникает от плохого управления. Плохое управление – от незнания, чем управляют. Это миф, что существует особая каста управленцев, которым все равно, чем управлять: баней, пекарней или банком. Это в прошлом веке было так, а сейчас, когда все внимание простому человеку…
Он слушал внимательно, дважды кивнул.
– Я полагаю примерно так же. Потому оставьте на некоторое время Голубого Джина, срочно разработайте план, чем еще занять быдло, то есть полноправных и уважаемых друг другом граждан… занять их еще больше! Еще и еще. Чтобы у них вообще не оставалось времени не только на демонстрации протеста, а чтобы вообще в окно посмотреть было некогда. Черт бы побрал этот прогресс, на который мы работаем! Слишком быстро высвобождает людей от тяжелого физического труда. Теперь лучшим умам приходится ломать головы, чем занять эти бездельничающие толпы!
Кровь забурлила в моих жилах, я ощутил такой прилив сил, что боялся шевельнуться, чтобы неосторожным движением не разнести кресло, в котором сижу.
– Сэр, как я понимаю, – спросил я почтительно, но твердо, – это задание касается не нашей области или даже страны, а всего европейского мира?
Он вздохнул, потер лоб рукой.
– В идеале – всего мира, – сказал он устало, – но я понимаю, что для мусульман нужно искать другие подходы.
– Сроки? – спросил я.
– Никаких сроков, но как можно быстрее. Сами понимаете, все то, что предложите, еще надо успеть воплотить в жизнь…
После работы с Голубым Джином, когда чувствуешь себя богом, как-то скучно и даже противно придумывать, чем занять основную массу человечества. Где-то около процента сами находят, чем заняться, но абсолютное большинство даже это не умеет, им нужны затейники, клоуны, шоумены, ток-шоу и футбольные матчи.
Технический прогресс с каждым годом высвобождает от тяжелого физического труда несколько десятков миллионов людей. Другим трудом заниматься не умеют, дурной силы много. Если не убедить их, что самое лучшее на свете занятие: ломиться на футбольные матчи, воплями поощрять свою команду, а после матча бить морды болеющим за другую команду, – начнут разбивать уличные лотки, переворачивать и поджигать автомобили. За фашистов, за демократов, за спасение пингвинов – неважно. Однако всех не загонишь в футбольные фанаты, хотя с нашими возможностями это нетрудно, только фанатов будет многовато…
Потому наши и придумывают новые виды спорта и развлечения. Как я потом узнал, над этим заданием целенаправленно трудятся сотни наших сотрудников разных уровней, а еще сотни ломают головы над проблемой так называемой занятости, то есть стараются придумать какую-нибудь правдоподобную имитацию работы, чтобы люди за нее получали «зарплату» и всерьез верили, что трудятся и деньги получают именно за свой труд, вроде бы полезный и нужный обществу.
Срочно вылетел в Сингапур, там назревает что-то совсем примитивное вроде возрождения старых верований предков и прочей хрени. Как вижу, чем больше мир сплачивается в один народ, тем ярче и злее прорываются националистические, даже трайбалистские порывы. Прав был дядюшка Сталин насчет обострения классовых противоречий по мере подхода к светлому будущему всех стран и народов – коммунизму.
Самолет коснулся колесами посадочной площадки минута в минуту. Трап подали без задержек, яркое солнечное небо и сухой знойный воздух после сумрачного дождливого дня в Лондоне, улыбающиеся бортпроводницы прощаются сердечно и советуют повеселиться в их прекрасном городе-государстве.
Несмотря на то что придется копаться в чем-то примитивном, я вошел в здание аэропорта с широкой улыбкой на, в общем-то, довольной харе. Что-то в этом есть, когда вот так свободно перепрыгиваешь из страны в страну, из одной климатической зоны в другую, все это без трудов и хлопот, все в комфорте.
Глава 16
Первый жестокий облом и болезненный удар по самолюбию: после великолепного перелета на таможне я чем-то очень не понравился местному чиновнику.
Возможно, тем, что мы одинакового возраста, но я – преуспевающий, по всему видно, не только по часам за тридцать тысяч долларов, а он вот несчастный служащий. Может быть, похожий на меня красавчик обрюхатил его дочь или жену, плюнул в суп или пнул его собачку, но этот гад мурыжил меня по максимуму, сколько было в его власти, чтобы самому не загреметь за нарушение закона.
