Семен Слепынин - Паломники Бесконечности
Руди испугался, выскочил из-под шелестящих ветвей и с удивлением уставился на тополь. Здесь и нашла его сестренка.
— Идем обедать, Руди.
— Смотри. — Руди показал на старый тополь. — Умное дерево. И птицы там живут умные. Они говорят. Послушаем?
Брат и сестра посидели на корнях под тополем минут пять. И ничего — ни шепота листьев, ни малейшего звука. Только сорока изредка выпархивала из гнезда, улетала куда-то и возвращалась, неся в клюве что-то вкусное для своих птенцов.
— Выдумал ты все! — рассердилась сестра. — Идем. На полпути к берегу реки брат и сестра услышали позади стрекочущий голос:
— Р-руди! Р-руди! Постой!
Сорока села на куст перед ребятами. Онемевшая от изумления сестра, раскрыв рот, смотрела на говорящую птицу.
— Хор-роший мальчик, Р-руди. Хор-роший. Дедушке ты понр-равился. Пр-риходи. Пр-риходи.
За обедом папа выслушал детей и нахмурился:
— И ты веришь, Катя, всякой ерунде? Сбил тебя с толку Руди, затуманил голову всякой дурью. Художник, видите ли! Сочинитель!
— Не так все просто, Свен, — возразила мама — Уцелевшие корни и зерна проросли сквозь радиоактивный пепел, как после лесного пожара. В резко изменившихся условиях растительный мир за сотни лет выживания прошел эволюционный путь с самыми неожиданными мутационными сдвигами. После обеда схожу с Руди и посмотрю. — Взглянув на сына, она улыбнулась: — Может быть, услышим?
Но ничего не услышали. Старик тополь молчал, вообще все в роще заснуло под палящими лучами полуденного солнца. Не стучал дятел, спрятались от жары синицы. И лишь сорока изредка улетала куда-то с деловитым видом, возвращалась и не обращала на людей никакого внимания.
Пристыженный и обиженный, Руди сидел под старым тополем и прислушивался. Ничего, ни звука. Изредка налетит легкий ветерок, прошелестит в листве, и снова тишина. Мама через увеличительное стекло рассматривала кору тополя. Потом уходила к соседним деревьям. Она осторожно срывала листья, выкапывала какие-то корешки. С этой добычей она вернулась в лабораторию и за ужином сказала:
— И в самом деле, Свен, деревья странные. Наряду с фотосинтезом в них происходят очень сложные процессы. Особенно непонятно биополе у самого старого тополя. Как ты называешь его, Руди?
— Дедушка.
— И впрямь патриарх, ему сотни и сотни лет. Говорить вряд ли умеет. Но вполне возможно, что дерево…
— Думает! — насмешливо подсказал папа.
— А почему бы и нет? — рассердилась мама. — Ты совсем закоснел со своими машинами. Эти дубины… Прости, Мистер Грей, я не о тебе. Да, да! Твои дубины не мыслят, а перебирают варианты. А дерево такой же живой организм, как и ты. Оно может чувствовать, переживать и даже… Не смейся! Даже думать.
Руди впервые видел, как поссорились мама и папа. После ужина, закончившегося в полном молчании, папа усмехнулся и сказал:
— Идем, Мистер Грей, к машинам. Мы же с тобой дубины…
Вечером, уже в корабельном саду, родители помирились, а утром папа погладил сына по голове и улыбнулся:
— Ну, фантазер, так и быть. Иди к своему деду. Только не слишком сочиняй, не мути голову Кате вы думками.
Примчался Руди в знакомую рошу, сел под старым тополем, прислушался. И опять ничего. Ни звука, ни шелеста. И вдруг:
— Приш-шел. Хорош-шо.
— Говори, дедушка! Говори! — воскликнул Руди.
— Тиш-ше.
Мальчик услышал уже не шепот, а внятный голос.
— Говори тише. Я все понимаю.
— Дедушка учится нашему языку, — подумал вслух Руди.
— Молодец, мальчик. Сообразил. Учусь.
И вдруг дедушка замолчал, словно испугался чего-то. Руди обернулся и понял, в чем дело: к тополю подошли мама и сестренка.
— Посидим, Катюша, послушаем, — предложила мама.
Присели. Прошло минут пять, но дедушка упорно молчал.
— Ну сиди, выдумщик, — улыбнулась мама. — Может быть, сказку придумаешь. Идем, Катюша, не будем мешать.
— Ну и фантазер ты, Руди, — рассмеялась сестренка. — Сочинитель!
Когда мама и сестренка ушли, снова возник шелестящий голос:
— Уш-шли. Хорош-шо.
— Почему молчал?
— Взрослые не поймут меня. Не поверят.
— Это взрослые не поймут? Нехороший ты, дед. Подвел меня. Смеяться надо мной будут.
Не на шутку обиженный, мальчик ушел. Уже на мосту его нагнала сорока, присела на перила и голосом сестренки застрекотала:
— Ну и дур-рачина ты, Р-руди. Дур-рачина. С дедушкой пор-ругался. Он хор-роший. Вер-рнись.
— Да ну вас! — сердито отмахнулся Руди. — Опозорили вы меня.
Сорока улетела, а мальчик задумался: «Может, и впрямь мне все это чудится? Пойду-ка лучше к папе в лабораторию».
— Вот и Руди! — обрадовался папа. — А мы тут с Мистером Греем запарились. Задачка попалась вроде бы и простая, а решить не можем. Отупели мы от работы, что ли? Помоги.
За спиной мальчика отец подмигнул Мистеру Грею и подсунул сыну листок с цифрами и формулами. Задачка показалась Руди знакомой, похожие он решал на уроках. Он подумал немного и написал ответ.
— Вот! — воскликнул Руди.
— А ведь верно! — удивился папа. — Молодец! Вот что, малыш. Трудно нам с Мистером Греем. Помогай, когда сможешь.
Хитростью и простительной лестью удалось отцу заинтересовать сына своей машиной. По утрам Руди заходил в ее кабину, похожую на большой шкаф, знакомился с пультом управления, понемногу начал разбираться в схемах и чертежах. Потом помогал монтировать экран. Вот на нем-то папа и надеялся Увидеть картинки из прошлых времен.
После обеда Руди с книгой в руках забирался в густые и высокие травы, в настоящие джунгли с беспрерывно стрекочущими и жужжащими насекомыми. Кружили голову ароматы и пчелиный гул. Кружили голову и стихи. Шепотом и вполголоса Руди декларировал полюбившихся поэтов. И вдруг с волнением почувствовал однажды, что из души просится на ружу что-то свое. Мальчик торопливо записал на полях$7
Вечером, когда папа уставал, мальчик вместе с ним рыбачил на небольшом озере, затерявшемся среди березовых рощ. Хорошо здесь, уютно. На полянке паслись две лошади с жеребенком, на дереве, под которым примостились с удочками отец с сыном, вертелась белка. А живности в озере развелось видимо-невидимо. Вечернюю тишину то и дело нарушали всплески: резвилась рыбешка, играла.
— Заселилась планета, — сказал папа. — А ведь до тебя, Руди, здесь и были только комары.
Эти пискливые твари, однако, здорово донимали рыбаков. Приходилось прятаться в горьковатом дыме костра. Пока в котелке варилась уха, отец рассказывал о своей покинутой родине, и Руди начинал понимать, почему папа называл ее планетой дураков. — Жили люди сначала нормально, — говорил папа. — Самые способные и образованные писали книги, сочиняли музыку, изобретали машины. Самые деловитые владели и управляли промышленными и сельскохозяйственными предприятиями. Вот они-то, самые одаренные и деловитые, были побогаче, чем остальные. Что поделаешь, сынок, люди разные и жить должны по-разному. Но находились умники, которые утверждали, что люди одинаковые и жить должны одинаково.
