Эликс Делламоника - «Если», 2004 № 01
Юлиш повели в прохладные глубины анклава, мимо могучих гигантов и хищных бойцовых котов, мимо постов вооруженных гвардейцев, по длинным, длинным, длинным коридорам, чьи стены были завешаны ветхими гобеленами, прославляющими триумфы Красных Мартышек… и наконец довели до обширного зала, в центре которого, под причудливым балдахином из розовой полупрозрачной материи, на восьми старинных деревянных креслах, покрытых грубой резьбой, сидели восемь стареющих Красных Мартышек в пышных нарядах.
Юлиш не вздрогнула, сердца ее не сжались, она даже не дотронулась до счастливого мешочка, подвешенного к ее поясу. Юлиш была уверена в своей личной неприкосновенности, которую мартышки ей пообещали. Сверх того, Хранителям Семени не возбранялось в любое время навещать (и покидать) анклав Красных Мартышек по деловым причинам, связанным с его обитателями.
Поэтому она просто приблизилась к балдахину, на секунду наклонила голову, приветствуя всех присутствующих, а после в нескольких словах изложила свою просьбу. Просьба была предельно ясной и конкретной: Юлиш хотела получить одного раба, принадлежащего Красным Мартышкам.
— Его зовут Яп-чорл, и мне необходимо его мастерство, чтобы завершить очень важную работу, — объяснила она матриархам. — Отдайте его мне, и ваша любезность окупится сторицей. Польза от одной маленькой уступки ценностью своей может превысить Солнце, и все луны, и все звезды вместе взятые.
Гранд-дамы анклава долго совещались на секретном диалекте Красных Мартышек, а потом выдвинули свои условия: крупный процент от будущих доходов и совместное владение будущими секретами. Юлиш отчаянно торговалась, препиралась и бранилась, покуда обе стороны не пришли к обоюдному выводу, что заключили превосходную сделку.
Потом рабы принесли Юлиш мягкую подушку для сидения, сладкий чай и вкусные жареные пирожки, чтобы она могла немного отдохнуть и перекусить в ожидании, когда ей приведут Яп-чорла. Через некоторое время двери распахнулись, и вооруженные мартышки втолкнули в зал пухлощекого грызуна с длинным пушистым хвостом, тонкими нервными пальцами и очень грустными глазами. В тот же миг матриархи дружно встали из своих кресел и одна за другой направились к выходу.
— Не разочаруй нас, девочка, — сказала, обернувшись, самая старшая гранд-дама, которая покинула зал последней.
Когда двери за ними затворились, Юлиш повернулась к Яп-чорлу и деловито начала:
— Надеюсь, ты еще не позабыл, как сделать микрофорж? В любом случае тебе придется вспомнить, потому что нас поджидает куча работы. Во-первых, нам потребуются чашки Петри… очень много чашек Петри. Во-вторых… нет, прежде всего нам необходим настоящий стерильный бокс! То есть, я хочу сказать, стерильная лаборатория…
Перевела с английского Людмила ЩЁКОТОВА
Элеанор Арнасон
ДОРОЖНЫЕ ПОЭМЫ
В этой личности из восьми тел, тридцати двух глаз, обычного числа отверстий и конечностей обитал дух столь же непоседливый, как летящая по ветру паутинка. В молодости я мечтал о славе купца-путешественника. Позднее, осознав, что многие из моих частей физически не слишком сильны, я подумывал о карьере ученого или бухгалтера. Но во мне не оказалось Целедара, необходимого для обеих профессий. Способности мои спонтанны и недолговечны, они вспыхивают и исчезают, подобно падающей звезде. Для меня провести всю жизнь, складывая цифры или просматривая пыльные документы, все равно что попытаться «осветить огромный зал одним светлячком» или «полить большой сад каплей росы».
В конце концов, посоветовавшись с воспитателями своего детского сада, я решил стать странствующим поэтом. Это нелегкая жизнь и богатства не сулит, но меня она устраивает.
Пересекая горы к западу от Ибри, я услышал крик уишика, а потом увидел и само животное, восседающее на голой ветке. Крылья его напоминали белые лепестки.
Это дерево зацвело
Так поздно осенью?
Дурацкая мысль!
Я мечтаю об обеде.
Одно из моих тел продекламировало стих. Другое записало его, пока остальные продолжали идти дальше, высматривая приметы какого-нибудь жилья. Кроме перьев и бумаги я на всякий случай ношу и дубинки. Никогда не знаешь, на что можно нарваться в глухомани к западу от Ибри.
Великий поэт Неистовый Фонтан умер в этих краях от поноса, преследуемый злобными духами. Другие писатели, почти столь же знаменитые, были убиты чудовищами или бандитами; те же, кто уцелел в подобных схватках, встретили свой конец от рук неудовлетворенных покровителей.
Убийца Поэтов[19] умер еще до моего рождения. Именно его дух или духи предложили Неистовому Фонтану миску каши, ставшую для поэта роковой. Но другие покровители все еще живут «на крутых склонах и в каменистых долах».
Ужасен рассказ
О покровителях в Ибри:
Костолом рыщет
Высоко в горах.
Разбиватель Черепов поджидает
В полутемной долине.
Лучше всех живется
Лишь Хватателю, Обманщику
И Прячущему Еду.
Вы спросите, зачем же тогда направляться в такие места? А затем, что за зубчатыми горами Ибри простираются широкие поля Большого и Малого Иба — процветающие земли, хорошо известные своими ремеслами и искусствами.
Уже под вечер я понял, что не найду себе укрытия на ночь. Холмы передо мной скрыли темные снеговые тучи. Позади, на юге, низкое солнце устало струило бледные лучи. Мои тени, длинные и многорукие, плясали впереди на ухабистой дороге.
Мое самое поэтичное тело произнесло:
Путь на север перекрыли тучи,
Подобные валунам.
Зимнее солнце
Отбрасывает тени на мой путь.
Несколько других моих тел нахмурились. Летописец записал стих, но с явной неохотой.
— Слишком очевидно, — пробормотал носитель дубинки.
— Напоминает Неистовый Фонтан, когда его/ее одолевала меланхолия, — согласился кто-то из моих тел.
Далеко впереди часть меня тревожно вскрикнула. Я прервал спор и побежал на крик тесной группой, подняв дубинки и готовый пустить их в ход.
Вскоре, не успев даже запыхаться, я остановился у места, известного своей отвратительной репутацией — Зубастой Реки. Широкая и мелкая, она текла по зазубренным камням, хорошо видимым в это время года и острым, как клыки хищника. Голый склон на другом берегу поднимался к окутанным облаками горам. На моей стороне низкие холмы отбрасывали тени на широкий берег. Там, возле тряпичного свертка, стояла моя лучшая разведчица. Она взглянула вверх, увидела остальную часть меня и неуклюжими пальцами развернула складки одеяла.
