Алексей Дуров - Мерцающая мгла
Ну а потом он оказался в селении ирчей, где ригсисов можно было не бояться, ирчи защитят. Редкий, должно быть, зверь, раз у ирчей украшений из ригсисовых костей до вчерашнего дня не наблюдалось, зато сегодня все награжденные такими костями постоянно поворачиваются к собеседникам, чтобы их награды видели. Однако — не слишком редкий, раз разработана тактика борьбы с ригсисами.
Выбрались к реке, увидели мост. Впечатляющее сооружение. А если его никто не сооружал, если сам вырос (могло быть и такое, есть в плавности линий моста что-то растительное) — тем более. Мост — из «инструментального» материала, ширина — как у восьмирядной автотрассы. Держится, понятное дело, на опорах, но река то ведь очень глубокая, Михаил пробовал промерять глубину во время «круиза», используя в качестве лота связанные лианы с грузом из инструментов, но до дна не достал, натяжение лиан так и не ослабло. Перила по обеим сторонам моста сплошные и как будто для великанов, обычному человеку по шею.
А вот и встречающий, действительно на самой середине моста. Сидит на ящике из обожженного «пластилина». Похож лицом на ирча, но в кости потоньше, одет не в комбинезон, а в одни только короткие штаны, босой. Мускулы не особо накачанные, тем не менее, человек кажется ловким, тренированным. И возраста — самого неопределенного, на первый взгляд больше тридцати не дашь, но потом почему-то кажется, что человек намного старше. Может быть, в этом мире климат такой, что никто не стареет? Привлекательно.
Встречающий произнес:
— Чей тшо.
Ирчи ответили:
— Та кин.
Интересная манера здороваться, приветствие с отзывом на приветствие не совпадает. Впрочем — логично.
Потом ирчи и встречающий перекинулись несколькими фразами, встречающий встал, открыл свой ящик, достал маленькую черную пластинку, показал Михаилу.
Происходило что-то важное, слишком серьезны лица ирчей. Да и чутье подсказывает, что сейчас важный момент.
Пластинка начала светиться, мигать. Мигание завораживало, как только Михаил это понял, то едва не отвернулся. Но удержался, чутье удержало.
Показалось, что прошла секунда… но ирчей рядом не было, их вообще не было на мосту. И встречающий стоит по-другому, отставив одну ногу, как будто устал стоять. А у самого Михаила ноги тоже уже ноют.
Так, украли кусок жизни. Не меньше получаса, раз ноги ноют. Зачем?
— Ги цефан? — с сильным сомнением в голосе спросил встречающий.
А Михаил с огромным удивлением осознал, что понимает эти слова. Они означают: «Вы выучили язык цефан»?
Да, выучил, точно знает, чего как на этом цефане называется.
Михаил хотел было не признаваться, что язык выучил. Из вредности, чтобы как-то отомстить за украденное время жизни. Но встречающий и без слов все понял по реакции землянина. Произнес на цефане:
— Хорошо. У вас это заняло очень много времени, я даже начал думать, что обучающий камень не работает. Ирчи не смогли так долго ждать, ушли.
Михаил не ответил. Теперь уже не из вредности, он проникался новым знанием.
Мощный язык этот цефан. Очень емкий, компактный. Большинство слов — односложные, их значение меняется в зависимости от позиции. И еще — от контекста. Если речь идет о животных, «сис» означает «большой опасный хищник», если о воде — «течение». Контекст задается в начале разговора одним-двумя словами, потом может меняться. Чтобы говорить о животных, первое слово должно быть «риг», чтобы о воде — «до». Система кажется слишком сложной, а на самом деле она даже сложнее, чем кажется. Зато язык становится емким, и открывает очень много возможностей.
У каждого предмета, явления или понятия — по несколько названий, разной длины. Чем длиннее, тем информативнее, слово «рука» может содержать два десятка слогов. Зато из этого слова становится понятно, как приблизительно рука выглядит, как примерно устроена, зачем нужна (не пропущено даже такое предназначение, как чесаться), что рука — конечность человека, что рук у человека две.
Еще Михаил по длинному названию обучающего камня узнал, как он примерно действует: устанавливает связь с мозгом через глаза, и «загружает» информацию прямиком в речевые центры. Какими-то лучами действует, уж не лазером ли.
Ну и, много всяких других полезных подробностей стали известны. Узнал о «помидорах», что в небольших количествах они веселят, а при передозировке всякий эффект пропадает, как будто и не ел ничего наркотического. А если одними только помидорами питаться, можно достигнуть какого-то особого, просветленного состояния, но пока достигнешь — будут какие-то проблемы с психикой.
Черные ягоды — действительно «допинг», от них повышается выносливость. Но потом приходится очень долго отдыхать, по этой причине ирчи не стали ждать, когда наконец-то Михаил выучит цефан, иначе им бы пришлось устроить вынужденный длительный привал посреди моста.
Встречающему надоело любоваться Михаилом (точнее — тем, как землянина восхищает цефан), он достал из своего ящика два складных стульчика оригинальной конструкции, поставил по разные стороны ящика. Представился:
— Меня зовут Инс.
— А меня — Михаил.
Инс покивал, мол — знаю уже. Спросил:
— Хотите есть?
Своевременный вопрос. Сели на стульчики, Инс достал из ящика кривобокую деревянную бутылку, две изящных прозрачных пиалы и круглую коробку, как для торта. Внутри оказался не то чтобы торт, потому что соленый. Как если бы вместо бисквита использовали чесночный или луковый хлеб, вместо крема — плавленый сыр и мясной паштет, и еще копченостей добавили. А Михаил уже тосковал по сыру, чувствовал себя Беном Ганом. Неужели Инс знал откуда-то про эту тоску землянина? Нет, скорее всего, он решил удивить гостя редким угощением.
Михаил пытался сообразить, как это блюдо называется на цефане, чтобы коротко, но ничего короче, чем «соленый торт» в голову не приходило. Или это он плохо выучил язык? Спросил Инса, тот ответил, пожав плечами:
— Соленый торт.
А в бутылке — бесцветная жидкость с явным вкусом красного вина. Хорошего полусухого. Рассказал о красном вине Инсу, тот поднял брови и сообщил:
— Теперь понятно, почему этот напиток у нас принято подкрашивать красным.
Михаил наконец-то присмотрелся к собеседнику. Выглядит обычно, вполне располагающая внешность. И смотрит по-доброму.
Но что-то настораживало. То ли отсутствие «добрых» морщинок на лице, то ли руки — пальцы, которыми изящно Инс держит пиалу, длинные и тонкие, но не как у музыканта, а как у шулера. Или, может быть, чутье предупреждает, что нельзя доверять каждому встречному. Этому конкретному встречному точно нельзя раскрывать свои секреты.
