Роберт Хайнлайн - Луна – суровая хозяйка
Хотя… она ведь завербовала Грега еще до того. И именно она в основном моталась к новой катапульте, так как ей было легче уехать, чем профу или мне. Так чего удивляться? Если подумать, конечно.
– Грег, – сказала Мими, – у тебя есть основания думать, что Вайо примет наше предложение?
– Да.
– Отлично. Все мы знаем Вайоминг. Я уверена, что у всех сложилось о ней определенное мнение. Не вижу причин открывать дискуссию… разве что кто-нибудь желает высказаться. Говорите…
Значит, для Ма это не сюрприз. Да и не может быть сюрпризом, как и для всех остальных, ибо Ма никогда не допустит толковища, пока не будет уверена в результате.
Однако любопытно, почему это Ма так уверена в моем мнении? Настолько уверена, что даже не сочла нужным прощупать почву? И вот теперь сижу я в глубокой луже, понимая, что обязан заговорить, понимая, что знаю нечто страшно важное, неизвестное никому другому, иначе дело не зашло бы так далеко. Важное не для меня, а для Ма и всех остальных наших женщин. Жалкий трус – так я и просидел, ничего не сказав. – Хорошо, – вновь заговорила Ма. – Голосуем по очереди. Людмила?
– Я? Я люблю Вайо, это все знают. За!
– Ленора, милая?
– Ну, я, пожалуй, попробую уговорить ее снова потемнеть; мы с ней прекрасно оттеняли друг друга. Ее единственный недостаток, что она блондинка еще более яркая, чем я. Да!
– Сидрис?
– Я двумя руками «за». Вайо наш человек.
– Анна?
– Я должна сказать кое-что, прежде чем проголосую, Мими.
– Не думаю, что в этом есть необходимость, милая.
– И тем не менее я хочу вытащить это дело на свет. Тилли всегда так поступала, такова традиция. В нашем браке каждая женщина несет свою ношу, принося в семью детей. Может быть, вы удивитесь, узнав, что у Вайо их было восемь…
Али это явно поразило до глубины души. Он резко вскинул голову, челюсть отвисла. Я уставился в тарелку. Ах, Вайо, Вайо! Как же я допустил до этого? Хочешь не хочешь, а придется заговорить!
И вдруг понял, что Анна все еще продолжает:
– …так что теперь она сможет иметь собственных детей; операция прошла успешно. Но Вайо очень боится снова родить неполноценного ребенка, хотя, по словам главы клиники в Гонконге, это практически невозможно. Поэтому мы должны найти в себе достаточно любви, чтобы излечить ее от страха.
– Мы будем ее любить, – серьезно сказала Ма. – Мы уже любим ее. Анна, ты готова проголосовать?
– А что, в этом есть необходимость? Я ездила в Гонконг вместе с ней и держала ее за руку, пока ей восстанавливали трубы. Я за Вайо.
– В этой семье, – продолжала Ма, – всегда предполагалось, что наши мужья обладают правом вето. Возможно, это странно, но такой обычай ввела в обиход Тилли, и до сих пор он себя оправдывал. Ну, что скажешь, Дед?
– Э? Что ты хочешь, дорогая?
– Мы голосуем прием Вайоминг, господин Дед. Ты даешь свое согласие?
– Что? Ну конечно, конечно… Очень милая девочка. Скажи, а куда делась та маленькая хорошенькая африканочка, ее еще звали как-то похоже? Она на нас обиделась?
– Грег?
– Предложение было мое.
– Мануэль? Ты накладываешь вето?
– Я? Но ты же знаешь меня, Ма!
– Я-то знаю. Но иногда сомневаюсь, знаешь ли ты сам себя. Ганс?
– А что будет, если я скажу «нет»?
– Потеряешь несколько зубов, вот что, – тут же нашлась Ленора. – Ганс голосует «за».
– Шутки в сторону, родные, – сказала Ма с упреком. – Голосование дело серьезное. Ганс, говори.
– Da. Да. Ja. Si. Oui. Самое времечко завести настоящую блондинку в нашей… Ох!
– Прекрати, Ленора! Фрэнк?
– Да, Ма.
– Али, милый? Единогласно?
Юноша вспыхнул до корней волос и ничего не сказал. Только закивал головой что было сил.
Вместо того чтобы назначить пару, которая должна была бы чинно заявиться к кандидатке и сделать ей официальное предложение, Ма послала Людмилу и Анну, велев им привести Вайо немедленно. Как выяснилось, она была неподалеку, в «Bon Ton'e». Церемония рушилась по всем статьям: вместо того чтобы назначить дату и обговорить подробности свадьбы, стали скликать детей, а двадцать минут спустя Грег раскрыл свою книгу, и мы приняли обеты. И я наконец понял своей тупой башкой, что все происходит с такой головоломной скоростью исключительно из-за моего намерения устроить себе завтра головоломку в самом буквальном смысле. Конечно, для меня это имело чисто символическое значение – как проявление любовного отношения семьи, что ли, ибо новобрачная всегда проводит первую ночь со старшим мужем, а вторую и третью ночи я намеревался болтаться в космосе. Но символическое или нет, а когда женщины начали плакать во время церемонии, я вдруг обнаружил, что слезы капают и из моих глаз.
Вайо расцеловала всех и ушла под ручку с Дедом; я отправился спать в мастерскую. Устал зверски, особенно за последние два дня. Вяло подумал об упражнениях и решил, что перед смертью не надышишься. Потом подумал, что надо позвонить Майку, спросить про новости с Терры. И лег спать.
Не знаю, долго ли я спал, когда вдруг обнаружил, что уже не сплю, а в комнате кто-то есть.
– Мануэль? – раздался тихий шепот в темноте.
– А? Вайо? Тебе не полагается быть здесь, дорогая.
– Нет, полагается, муженек. Ма в курсе, что я здесь, Грег тоже. А Дед сразу пошел спать.
– З-э-э… Который час?
– Около четырех. Пожалуйста, дорогой, можно я лягу?
– Что? Да, конечно! – Что-то я должен был сделать, но что? Ах да! – Майк!
– Да, Ман, – ответил он.
– Отключись. Не прослушивай. Если понадоблюсь, вызови меня по семейному телефону.
– Вайо уже меня предупредила, Ман. Поздравляю.
Затем ее голова оказалась на моем обрубке, и я обнял ее правой рукой.
– О чем ты плачешь, Вайо?
– Да не плачу я! Просто дико боюсь, что ты не вернешься назад!
Глава 16
Проснулся я в кромешной тьме, очумелый от страха. «Мануэль!» Ничего не понимаю – где низ, где верх.
– Мануэль! – снова забубнила тьма. – Проснись…
В мозгах у меня слегка прояснело: это же будильник! Ну да, я помню, как лежал распростертым на столе в госпитале Комплекса: свет слепит глаза, слышу чей-то голос, а в вены по каплям вливается снотворное. Но ведь это было сто лет назад, с тех пор прошла целая вечность, наполненная кошмарами, невыносимой тяжестью и болью.
До меня дошло, почему не разобрать, где низ, где верх; ощущение-то знакомое. Невесомость. Значит, я в космосе.
Что же и почему не сработало? Может, Майк потерял запятую перед дробью? Или уступил своей детской природе и сыграл с нами шутку, не понимая, что она нас прикончит? Но тогда почему после всех этих бесконечных мучений я все еще жив? А может, я умер? Может, для призрака это и есть нормальное состояние – быть одиноким, потерянным, существующим нигде?
