Николай Дашкиев - Торжество жизни
Возможно, если бы не война, если бы не фашистский концлагерь и не подземный каземат, Степан в эти годы был бы командиром стайки босоногих мальчишек из колхоза "Красная звезда", водил бы их строем собирать колосья на колхозном поле, а по вечерам учил бы тактике подвижного маневра в соседских садах, полных прекрасных яблок и злющей крапивы, которая иногда превращалась в орудие наказания пленных за подобные операции; возможно, он презрительно фыркал бы на горластых задорных девчонок, чувствуя в то же время непонятную робость перед одной из них; возможно, почесывая затылок, убеждался бы, что осенние экзамены приближаются, а за грамматику, по которой получил двойку, все нет времени взяться.
Кто знает: может быть, было бы так, а может, поиному, но сейчас вся энергия подростка, все его мысли, вся нарастающая с каждым днем сила были направлены на одно - принести врагу как можно больше вреда и бежать!
Большие стремления требуют больших сил. Степан много пережил за этот год, заметно подрос и стал гораздо серьезнее. Возможно, именно этот год определил его характер: Степан стал скрытным, настойчивым, упорным.
Профессор гордился, что увлек его науками. Но как бы удивился Браун, узнав, что зубрежка немецких слов и изучение химии были составными частями плана Степана, - плана пусть еще неясного, неоформленного, но привлекательного своей будущей действенностью. Степан задумал уничтожить весь подземный город!
С улыбкой вспоминал Степан свое увлечение пиротехникой. Нет, бертолетовой солью эти стены не возьмешь! Нужны иные вещества - безотказные, громадной силы. Их можно создать в лаборатории профессора Брауна, но для этого необходимо в совершенстве овладеть физикой, химией и, прежде всего, нужно изучить немецкий язык, - ведь русских учебников здесь не найти.
И вот, склонившись над книгой, подросток монотонно бубнит:
- Их бин... ду бист... эр ист...
Он заткнул пальцами уши, чтобы не долетало ни звука. Но для мыслей нет преград. Они отвлекают, заставляют вновь и вновь искать выхода.
"Взорвать силовую станцию? - думает Степан. - Но как проникнуть туда?"
Однажды ночью Степан отправился на разведку. В конце одного из тоннелей за железной стеной он услышал явственное гудение машин. Но проникнуть в то помещение не удалось: железная, видимо очень толстая стена не имела ни малейшей щелочки. Пришлось возвратиться восвояси. Эта экспедиция чуть не окончилась печально для Степана: он наскочил на охранника и спасся лишь благодаря своевременному вмешательству профессора Брауна. А после второй неудачной попытки исследовать подземный город "служитель" Макса Брауна получил последнее категорическое предупреждение.
И вот теперь приходится сидеть, выжидая удобный случай, но как невыносимо ждать, не зная, что творится на белом свете, не представляя, где находятся советские войска, не слыша звуков родной речи!
- Их бин... ду бист... эр ист... - Степан не замечает, что уже давно повторяет эти слова машинально, а сам в это время неотрывно смотрит на черный полированный ящик радиоприемника в углу. Бессмысленное, бесполезное украшение! Из него не выжмешь ни звука.
- Макс Максович... - Степан встал и подошел к профессору. - Нельзя ли как-нибудь отремонтировать наш приемник?
Не отрывая глаз от микроскопа, старик машинально произносит:
- Отремонтировать приемник? Я уже просил об этом шефа, но... - и он безнадежно развел руками.
- А если попытаться собственными силами найти повреждение?
- Что ты, что ты, Стефан! Там такой лабиринт! - профессор нарисовал пальцем в воздухе какую-то очень запутанную линию и смущенно улыбнулся. - Я ничего не могу понять в этом хаосе. Впрочем, вот что: раскрой-ка второй шкаф, там есть хорошая книга - "Практическая радиотехника"... Неси сюда... Наш приемник называется "Бляупункт". Гм... Где же схема? Есть и схема. Но что это за зубчики? Непонятно. Придется прочесть все сначала.
С помощью профессора Степан прочел эту книгу за несколько недель. Хитрая путаница проводов начала терять свою таинственность. Теперь Степану стал понятен и тот детекторный приемник, который он когда-то построил по рисункам детского технического журнала.
Профессора Брауна также увлекла идея отремонтировать приемник. Старик и подросток подолгу просиживали над сложной схемой, проверяя по ней правильность и целость соединений,определяли пригодность ламп и сопротивлений. И, наконец, нашли: был оборван ввод к силовому трансформатору. К счастью, повреждение оказалось легко исправимым.
И вот наступила торжественная минута. Профессор устало откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, а Степан - радостно-взволнованный воткнул штепсель в розетку.
Откуда-то из пустоты возникло тихое шипение. Оно нарастало, переходило в свист и, наконец, послышался обрывок какой-то фразы. Затем стрелка побежала по шкале. Музыка, смех, повизгивание морзянки. Стрелка остановилась, из репродуктора донеслось:
- ...Таким образом, шестая немецкая армия фельдмаршала Паулюса была окружена и уничтожена. Фельдмаршал Паулюс взят в плен.
Профессор Браун вздрогнул. Паулюса он знал лично.
Каждую ночь, едва лишь умолкало движение в подземном городе, Степан Рогов бросался к радиоприемнику.
Ласково, лукаво подмигивал зеленый глазок настройки. Тихим шорохом прокатывались по лаборатории атмосферные разряды. Но вот издалека, казалось из бесконечности, начинал звучать голос родной Москвы... В жар и в холод бросало подростка. Он чувствовал: расширяются дали, раскрывается пространство, и уже нет подземного города с его страшными казематами. Есть громадная планета, и над ней звучит тихий торжественный голос - голос Родины.
Родина ликовала. В сводках Совинформбюро передавались длиннейшие списки разгромленных частей гитлеровской армии и перечень захваченных советскими войсками трофеев. Назывались освобожденные населенные пункты, и даже не мелкие, а районные центры, города. Это было начало конца гитлеровской Германии.
Прослушав очередную сводку, Степан шептал, захлебываясь от волнения:
- Макс Максович, понимаете? Харьков освобожден! Харьков освобожден!.. Еще немного, еще несколько месяцев - и наши совсем выгонят фашистов! Наши придут сюда! Я приведу вас и скажу, что вы ничего плохого не сделали.
Профессор растерянно пожимал плечами:
- Харков... Шарков... Ошень карошо!
В эти дни Степан стал разговорчивее. Он рассказывал о том, как жил на привольной советской земле; как нагрянула война, и он стал партизаном; как попал в концлагерь, где ежедневно гибли десятки военнопленных; как бежал оттуда вместе с другими пленными, и профессор слушал его, опустив голову. Ничего этого он раньше не знад. Рушились все моральные критерии, пошатнулись основы пацифистской философии профессора Брауна, - неумолимые факты загоняли его в угол, откуда выхода не было.
