Сергей Снегов - Тридцать два обличья профессора Крена
- Не дури! - сказал я себе. - Ты ученый. Ты должен со всем научным тщанием...
- Глупости! - крикнул я на себя. - Я прежде человек, а потом ученый. Если я еще раз увижу это мерзкое создание, я стану убийцей. Ты хочешь, чтобы я гонялся за ним с ножом в руках?
- Я хочу, чтобы ты успокоился, - возразил я себе, пожимая плечами. Что за дурацкая манера - орать на самого себя! Пойми, у тебя нет никаких других возможностей проверки.
- Чепуха. Я вижу тысячи иных вариантов. Разве я не могу воспроизвести кого-нибудь другого, хотя бы того же Мартина или Пьера, и посмотреть, соответствует ли их образ оригиналу?
- Можешь, конечно, - согласился я с собой. - Но если Мартин будет воспроизведен точно, это не решит загадку, почему Электронный Создатель наврал, воспроизводя меня. Нет, дружок, нужно еще раз повторить на себе, а потом, найдя причину искажений, перемонтировать Создатель. У докторов принято новые лекарства испытывать на себе. Наука без жертв не движется, дорогой!
- Ненавижу жертвы! Слушай мой новый план. Создатель воспроизводил меня по моим мыслям о себе. Сотни людей тоже думают обо мне. Почему мне этим не воспользоваться? Я приглашаю знакомого человека, навожу его на мысль обо мне, а Создатель записывает.
- Пожалуй, можно и так. Решено: записываем первого, кто появится завтра в лаборатории.
Я рухнул на диван и, измученный разочарованиями этой ночи, быстро уснул.
Первым появился О'Брайен. Восторженный карлик часто навещал меня. Он хотел знать, как идет дело, обещавшее солидную жатву денег, и как себя чувствую я. Приходя, он совал свою рожицу в бумаги и книги, чертежи механизмов и образцы питательных сред из чанов. Дурно пахнущие коллоидные растворы восхищали его не меньше, чем гигантские размеры Электронного Создателя.
- Здравствуйте, Крен! - пропищал он, хватая своими лапками мою руку. - Всю ночь думал о вас. Это счастье для нашей фирмы, что вы живете на свете.
С О'Брайеном я церемонился еще меньше, чем с остальными директорами компании.
- В чем же ваше счастье, дорогой О'Брайен?
- Как в чем? Вы делаете нам золото, профессор. Чем вы заняты, Крен?
- Собираю схему. Не обращайте внимания, сидите спокойно. Думайте обо мне.
- Думать о вас истинное наслаждение для каждого из нас!
- Поговорим о золоте, О'Брайен. Зачем оно вам нужно? Лучше одеваться, сытней питаться?
- Вы смеетесь, профессор. Пятнадцатый год я питаюсь одними сухарями. Увы, хорошая еда для меня - несбыточная мечта! Крен, а вы? Я имею в виду разные пикантные блюда - первое, второе, десерт... Хи-хи-хе, по глазам вижу, по глазам - вы лютый чревоугодник, Крен!
- Отпираться не буду - иногда обжираюсь. У вас много наследников, О'Брайен?
- Ни одного, дорогой Крен, ни одного. У меня не было времени ухаживать за женщинами. Я растил не наследников, а деньги.
- Для чего?
- Удивительный вопрос, Крен. Для денег! Деньги порождают деньги, других детей у них нет, разве вы не знали? Что вы крутите на столе?
- Сейчас окончу, и вы сможете побегать... то есть осмотреть аппаратуру лаборатории, дорогой О'Брайен. Продолжайте думать обо мне.
Вошел Мартин с подносом. Я молча показал на стол и на дверь. Он молча поставил поднос, но не ушел. Я молча топнул ногой. Он нерешительно поглядел на меня, на О'Брайена и, все так же не открывая рта, медленно направился к двери. Мартин знал, что, когда я вожусь с пусковой клавиатурой Электронного Создателя, со мной лучше не разговаривать.
- Не очень вежливый у вас слуга, - сказал О'Брайен, когда Мартин убрался к себе.
- Нахал. Если бы вы знали, что он иногда себе позволяет!
- Нокаутируйте его, - посоветовал О'Брайен. - Не понимаю, почему вам нужно сдерживать благородные порывы души? Ваш брат Карпер ни одной бы минуты не колебался. Карпер ведь приходится вам братом?
- Да, кажется. Или я ему, или он мне - точно не помню. Можете встать, О'Брайен.
На экране главного телевизора сияла моя генетическая формула хаотическое переплетение стрелок, тире и пятен, линий и мазков, нечто вздыбленное и перепутанное, нечто похожее на развалины небоскреба после атомного взрыва. Это была та же формула, что я видел несколько дней назад, я ощущал их схожесть. Вместе с тем, это была иная формула, я чувствовал: что-то в ней изменилось, я не знал лишь - существенное или пустяки.
- Боже, как красиво! - пискнул О'Брайен. - У меня дома висит шедевр Джексона Поллока - очень, очень похоже. У вас даже лучше, Крен. Скажите, как вы это получаете?
- Почему вы не спрашиваете, что это означает? - поинтересовался я.
- Я не такой наивный, Крен. Это ничего не означает. Вернее, это означает как раз то, на что оно нисколько не похоже. Должен вам сказать, что среди друзей меня считают знатоком современной живописи.
Я посмотрел на него, возможно, слишком внимательно. Другой человек счел бы такое разглядывание нахальным. Мне захотелось разобраться в характере карлика. Это было важно не только для понимания его самого, но еще больше для понимания моего второго двойника, создаваемого сейчас Электронным Создателем, - О'Брайен, несомненно, видел во мне не то, что видел в себе я сам, второй двойник не мог повторить первого.
- Дышите глубже, О'Брайен! Не суетитесь, не размахивайте руками! сказал я строго. - Сейчас я задам вам несколько трудных вопросов, а вы ответите на них честно и исчерпывающе. Протокола пока заполнять не будем.
- Вы титан, профессор! - пропищал он восторженно. - Я готов для вас на все. Вы подозреваете меня в уголовных преступлениях? Я и не догадывался, что вы еще и криминалист!
- Я философ, это гораздо опасней, чем криминалист. И подозреваю вас в философской извращенности. Обвинение грозное, я не отрицаю.
Впервые на его личике появилось что-то похожее на смущение. Он стал заикаться.
- Профессор, уверяю вас... Нет, я никогда... В общем, никаких половых извращений... Я не эротоман, можете мне поверить.
- Повторяю: речь идет о вечных загадках философии, а не о насущных проблемах эротомании. Итак, соберитесь с духом. Сложите ручки на коленях. Возвращаемся к зловещей тайне, которую уже мельком затрагивали. Итак, зачем вам деньги?
Он поглядел на меня с искренним удивлением.
- Как зачем? Я же ответил: деньги нужны для денег. Одна монета растит десять. Разве это непонятно?
- Темно, как в могиле. Глухой тропический лес в полночь. Для чего вам десять монет, если вы неспособны потратить и одну? У вас нет наследников, вы не поклонник женщин, желудок ваш не переносит изысканных блюд, вы не тратитесь на драгоценности, на наряды, на выезды, на слуг, на дворцы... Тысячи прекрасных вещей и дел есть на свете, к которым ваше отношение исчерпывается единственной короткой фразой - "не нужно", даже еще сильней - "не хочу!" Для чего же, черт подери, вам непрерывно, неустанно, непомерно разбухающее состояние?
