Сергей Сергеев-Ценский - Воинский начальник
Сергей Сергеев-Ценский - Воинский начальник краткое содержание
Сергеев-Ценский Сергей
Воинский начальник
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Воинский начальник
Рассказ
И без того фамилия у него странная - Ящик, все-таки писаря из управления, а за ними и все в городишке зовут его Пищимухой.
Он уездный воинский начальник, подполковник запаса, старик. Вдов. Живет с кухаркой Дарьей и потому не любит своего старшего писаря Стуся за то, что он живет с Прасковьей Павловной, вдовой канцелярского служителя.
Городишко маленький. Тайн никаких тут нет и никоим образом быть не может. И когда в праздник Стусь идет под ручку со своей канцеляршей и, встречаясь, козыряет ему, Пищимухе, она смотрит на него искоса и смеется. Кухарка его Дарья, конечно, тоже хорошая баба, и смеяться нечего, но посадить за это Стуся под арест нельзя: напутает что-нибудь в бумагах и на смотру подведет под неприятность.
Пищимуха по-стариковски толст, кособок; лицо у него маленькое, красненькое, кожа как-то отстает и коробится: кажется, потяни ее от правого уха - так и отстанет вся вплоть до левого. Лысина у него потная, глаза серые, часто слезятся; брови и усы плотные и седые.
Любит гусей. Развел их штук до ста - белых с хохлами - и зимою, по вечерам, сам их кормит. Летом они пасутся в лугах, где их часто бьют писаря и тут же на месте жарят. Счет им бывает только поздней осенью, когда замерзают озера. Тогда Пищимуха идет сам за ними в луга вместе со всей писарской командой. Там их окружают со всех сторон и гонят в город. Дело это шумное и трудное, так как за лето гуси успевают порядочно одичать: гогочут, кусаются, подлетывают. Иногда улетают далеко, и вообще возни с ними много.
Зимою Пищимуха с ними строг - держит их безвыходно на дворе, отчего там целые дни невообразимый гам... Если случится какому гусаку прошмыгнуть в калитку или вылезть в подворотню на улицу, - загоняют его и сажают строгим арестом на трое суток в маленький чуланчик, где он неистово гогочет, пока Дарья не улучит время его выпустить.
Пищимуха и к себе строг. Встает он всегда в семь часов, а когда случается ему проспать, сам ставит себя на час под ружье: берет у своего солдата выкладку и винтовку и стоит не шевелясь, по правилам, минута в минуту час.
Умывается на ночь; утром же только полощет рот.
Со своим делопроизводителем близко не сходится, потому что он не офицер, а чиновник. Несколько лет все собирается сказать ему, чтобы он не брал взяток с новобранцев, и все как-то не может решиться и брезгливо машет рукой, когда об этом вспоминает.
И пьет делопроизводитель, и нос у него всегда красный. Это тоже неприятно Пищимухе, но и об этом он тоже молчит.
На писарей кричит, особенно когда заметит беспорядок в канцелярии например, хлебные крошки на письменном столе. Голос у него высокий и резкий, далеко слышен.
Когда сидит за столом и подписывает бумаги, то надевает очки, делается страшно серьезным, морщится и часто зовет к себе делопроизводителя или Стуся, с которым соглашается во всем. Дарья около него скопила капиталец и хорошо выдала замуж свою придурковатую дочь за медника-поляка, не за того, у которого на вывеске самовар без крана и надпись: "Принимаю в полуду всякую посуду", а за другого: на вывеске тоже самовар без крана, но подписано проще: "Здесь живет мосенжник"*.
______________
* Мосенжник (польск.) - медник.
Две собаки у Пищимухи: дворняжка Волчок, маститый старик, который уже не кусает, даже не лает, - спит, ворчит, зевает и тихо поводит хвостом, масти облезлой, трудно сказать, какой именно, и рыжий Тобик, по крови почти борзой. Тобик любит прыжками носиться по улицам и рвать бродячих поросят, за которых Пищимуха исправно платит. Тобик удивляет его своим своенравием и умом, своей почти человеческой тоской по вечерам, когда гуси уже ложатся спать в амбаре, а он ходит по пустому двору, нюхает углы построек и скулит. Пищимуха втайне убежден, что для собак тоже есть своя жизнь бесконечная; вслух он этого не говорит, потому что боится: может быть, это и не так.
Часы у него старинные, дареные, идут плохо, отстают, и он им не верит. Когда нужно бывает точное время, то справляется у Стуся. Но время редко бывает нужно, только осенью, когда прием новобранцев, и весною, когда собирают запасных и ополченцев и приезжают заниматься с ними офицеры из полка.
С офицерами Пищимуха играет в карты, пьет, тонким тенором запевает: "Из страны - страны далекой, с Волги-матушки широкой..." Им же, как своим людям, он жалуется на то, что его обошли местом, чином, орденом, а когда замечает, что им скучно и они усиленно катают хлебные шарики, - машет вдруг рукой и говорит:
- Ну, бог с ними, да бог с ними. Да бог с ними... Выпьем...
И пьет.
Конечно, говорит он с ними только за столом, за ужином, и, конечно, ужинают они у него каждый день. Тогда Дарья сбивается с ног и грозит уйти. Чтобы этого не случилось, Пищимуха идет в красный ряд и покупает ей ситцу на платье. Это всегда трогает Дарью, - она неистово благодарит и целует руки. Ситец обыкновенно покупается толстый, с синими и красными клетками и кружками. Дарья прячет его в сундук, и никто не знает, когда она сошьет из него платье.
Ходит она грязно и из себя не складна, не совсем молодая и не очень красива. Раз, когда приехал на смотр командир ближайшего полка и у Пищимухи оказался чистым только один, недавно вымытый и еще не высохший китель, она вздумала его хоть немного погладить: некогда было - стала гладить на нем и обожгла ему левую лопатку и правый бок.
Пищимуха тогда осерчал на нее, но ненадолго, и вообще он редко серчает. На солдат он кричит по привычке: просто для него солдат - это то, на что нужно кричать.
И когда он заходит в роту запасных, он кричит на них так:
- Слушай, ребята. У меня не форсить. Не за-ма-ку-ши-вать! Отовсюду жалобы: запасные пьянствуют, буйствуют на улицах, безобразничают, смотри-и! Рапорты буду писать... Пьянствуешь - рапорт. Буянишь - рапорт. Самовольно отлучился - рапорт... У меня живо под суд влетишь... Военным судом судить будут, - в тюрьму попадешь... Церемониться с вами не буду, смотри! К каторжным работам могут приговорить - шутка?..
Он останавливается, сморкается в красный платок и кончает, сильно повысив голос:
- Н-но-о... могут и повесить!
Солдаты его не боятся.
Бывает он у соборного протопопа о.Петра Цветаева и у исправника Чемезова. Зимою, когда от окошек усиленно отгребают снег и делают узенькие, скрипучие коридоры вместо тротуаров, когда от голубых сугробов в комнатах темно и не видно, кто едет по улице, и дни вообще перестают существовать, а прочно и надолго воцаряются вечера, - Пищимуха тянется то к Чемезову, то к о.Петру. У Чемезова - стуколка копеечная, но затяжная и очень азартная. Играют все: сам Чемезов, с такими заметными, длинными усами, как будто всегда носить их и есть его единственное назначение; брат его, разбитый параличом и не владеющий левой рукой; жена, хотя и вечно беременная дама, но самый страстный игрок изо всей компании, и кое-кто из гостей.
Целыми вечерами сидят около стола, стучат кулаками и кричат: "Стучу!" Как-то раз у исправницы во время стуколки начались схватки, но и тогда она все стучала и неистово кричала: "Стучу!" Наконец, не выдержала, извинилась и пошла рожать в другую комнату. И это именно Пищимуха сказал тогда, подмигнув осторожно:
- Вот если бы при нас тут еще и разрешилась... был бы нам ремиз.
И когда в городишке передавали об этом случае новым людям, то так и добавляли:
- А Пищимуха и говорит: "Вот если бы при нас тут же разрешилась, был бы нам ремиз".
У о.Петра - преферанс и дочери-невесты. Старшая, Клавдия - вдова с тремя детьми, - усиленно ухаживает за Пищимухой: подает ему первому чай, накладывает полные блюдечки варенья, чокается с ним чаще, чем с другими, обязательно садится рядом с ним за ужином.
Говорит с ним:
- Мороз сегодня какой невозможный, стены трещат... правда?
- До Сизифовых столпов доходит, - поспешно соглашается Пищимуха.
Потом они разбирают сражение при Эчки-Загре, в котором еще подпрапорщиком участвовал Пищимуха и за которое получил прапорщика. Пищимухе и приятно, что около него сидит и им занимается молодая еще и вполне приличная женщина с синими жилками на тонких руках, с тонкими губами сердечком и в модной кофточке, но он с ней все время себе на уме, наблюдает ее и думает: "На пенсию зарится".
И Дарья на всех перекрестках звонит, что вот хотят его облапошить всучить ему поповну с тремя детьми.
- Не надейся, матушка, что скоро помрет. Он еще по-скри-пи-ит, ядовито вытягивает Дарья и кивает в сторону поповского дома.
Втайне она уверена, что Пищимуха перед смертью женится на ней, Дарье, и она, а не другая кто будет получать его пенсию.
Но Пищимуха пока еще и не думает болеть. Раз только у него обозначились колики в боку, и он, будучи в то время в Киеве, заехал полечиться к индийскому магу Сакрабану. Индийский маг, неизвестно из какого русского местечка, прописал ему купить живую щуку, положить в лохань с водой и смотреть на нее в течение часа.