Генри Каттнер - Маска Цирцеи
- Очень долго. В течение жизни многих жриц, которые носили Маску и звали от имени Цирцеи. Во времена, когда, возможно, воспоминания мертвого Язона спали в глубине разумов поколений и поколений твоего мира. И каким-то образом проснулись в твоем.
- Но чего они хотят от меня?
- У Гекаты был план; думаю, он касался похода на Гелиополис. Однако успех его зависел от Язона, а она не была в нем уверена. Она знала Язона и когда-то в прошлом видела, как он удирает.
- Ты так хорошо знаешь планы Гекаты, - заметил я. - Ты ее жрец?
Он расхохотался и похлопал по волосатому бедру.
- Панир - жрец?! Я жил здесь до того, как появилась первая Цирцея. Я помню и ее саму, и Одиссея, и всех его свиней. Я встречался с Гермесом, он прохаживался по этой мураве, разумеется, не касаясь ее, а паря над стеблями травы. - Он прищурил золотистые глаза и вздохнул. - Да, это были превосходные времена. Так было до того, как пришли туманы, а боги ушли, и все изменилось.
- Скажи, зачем я им нужен? - спросил я без особой надежды на толковый ответ. Трудно было расспрашивать фавна: Панир перескакивал с одной темы на другую с козлиным проворством.
Но он мог говорить и вразумительно, когда хотел. На сей раз он решил ответить.
- В далеком прошлом Язон дал клятву перед алтарем Гекаты, а потом нарушил ее. Ты помнишь это? Потом он отправился к Цирцее с просьбой о помощи. Это была настоящая Цирцея, разумеется, тогда она еще была жива. Что-то странное произошло между ними, и никто этого не понимает, кроме, возможно, тебя. Почему Цирцея воспылала к тебе таким чувством? Почему потом возненавидела так же горячо, как до этого любила? Проклятие Гекаты, а также любовь и ненависть Цирцеи не угасли до сих пор. Думаю, благодаря твоему появлению цикл замкнется, а тебе придется совершить немало подвигов, прежде чем ты вновь освободишься. Только нужно помнить об одном - не будет тебе покоя, пока ты не найдешь молодую Цирцею.
- Молодую Цирцею? Но ведь...
- Ах да, жрецы Гелиополиса убили ее. Я уже говорил тебе об этом. - Он снова оскалился, а потом вскочил на ноги и притопнул копытами. Глаза его смотрели на деревья за моей спиной.
- Сейчас тебя ждут срочные дела, - заявил он, глядя на меня сверху вниз со странным выражением, которого я не мог понять. - Если ты Язон и герой, то прими мое искреннее благословение. Если нет - что ж, я любил бы тебя больше, но шансов у тебя меньше. Позволь перед уходом дать тебе два добрых совета.
Он склонился надо мной, его желтые, вытаращенные глаза притягивали мой взгляд.
- Без молодой Цирцеи, - сказал он, - ты никогда не обретешь покоя, помни об этом. Что касается второго совета... - Он вдруг отскочил от меня козлиным прыжком, нервно подергивая хвостом, и послал мне прощальную улыбку поверх голого коричневого плеча. - Что касается второго совета, воскликнул он, - то никогда не верь фавну!
Было уже слишком поздно. Он хотел, чтобы было слишком поздно. В тот самый момент, когда меня пронзило запоздалое чувство опасности и я попытался одним движением повернуться и встать, сверкающее лезвие меча взметнулось над моей головой на фоне затянутого туманом неба.
Панир хорошо сделал свое дело. Его смех, его бестолковая болтовня весьма успешно заглушали все звуки, которые могли бы предостеречь меня. У меня осталось ровно столько времени, чтобы краем глаза заметить какого-то человека и других людей, толпящихся за ним. Потом меч ударил...
Мало-помалу я начал различать рядом голоса.
- ...Ты повернул меч плашмя? Нужно было убить его!
- Убить Язона? Глупец, подумай, что, бы сказал нам верховный жрец?
- Если он Язон, Аполлиону нужна только его смерть.
- Но не прямо сейчас. Пока молодая Цирцея не...
- Молодая Цирцея умерла на алтаре Аполлиона три дня назад.
- Ты видел это? Или ты веришь всему, что слышишь, глупец?
- Все знают, что она мертва...
- И Язон знает? Это из-за нее он нужен Фронтису живым. Мы должны позволить ему бежать, понимаешь? Когда доберемся до берега, его нужно отпустить на свободу и больше не трогать. Я помню приказ.
- Так или иначе, если...
- Держи язык за зубами и выполняй распоряжения. Только для этого ты и годишься.
- Я хотел только сказать, что мы не должны доверять этому фавну. Если он предал Язона, то может предать и яас. Все знают, что верить фавнам нельзя.
- Поверь мне, молокосос, этот козлоногий знал, что делает. Думаю, что он действует в пользу Гекаты. Может, по воле самой Гекаты мы и поймали Язона, но это уже не наше дело. Дела богов непонятны для человеческого разума. А теперь не болтай! Смотри, Язон уже шевелится.
- Дать ему еще раз, чтобы лежал тихо?
- Убери меч и замолчи, или я разобью тебе голову.
Я безвольно перекатывался по твердой поверхности, которая мягко поднималась и опускалась. На мгновенье меня охватила страшная тоска по кораблю-призраку из Фессалии, затонувшему подо мной в этих чужих водах. Язон, оплакивающий утраченный "Арго"!
Когда сознание начало ко мне возвращаться, нагруженное воспоминаниями Язона, я услышал далекий рев груб на ветру, но не раковину Тритона, а медный крик, настойчивый и грозный.
Я открыл глаза. Вокруг меня сверкали яркие, золотистые доски. Два солдата в блестящих кольчугах - их силуэты рисовались на фоне лазурного неба - разглядывали меня, впрочем, без особого интереса. "Видимо, была еще одна галера, плывшая следом за "Арго", - с горечью подумал я. - Одну мы таранили и затопили, а вторая караулила у берега".
Один из воинов насмешливо поднял брови, и наши взгляды встретились.
- Через полчаса мы будем в Гелиополисе. Даже за все сокровища мира я не хотел бы оказаться на твоем месте, Язон из Иолка.
5. ЖРЕЦЫ АПОЛЛИОНА
Саван тумана разошелся, и я вторично увидел Гелиополис, сияющий, словно сам солнечный бог. С его стен несся голос труб. Слышны были крики дозорного на галере, щелкали бичи, и корабль мчался к золотым набережным города Аполлиона.
Мои охранники в сверкающих кольчугах грубо погнали меня по трапу на пристань. Во мне нарастал гнев, может, зародыш бунта, но в эту минуту любопытство гасило любое сопротивление. Восхитительный город вздымал над сверкающими защитными стенами плоскости покатых крыш.
Поначалу меня колотила знакомая дрожь и я обливался холодным потом дверца в моем мозгу открылась и выплыли мысли Язона. "Вскоре Гелиополис скроет тьма", - подумал я.
Трубы заглушили это дурное предчувствие - резко и пронзительно ревели они со стен, упирающихся в небо. И подходя к вратам цитадели Аполлиона, я забрал с собой страхи Язона.
Это был греческий город... и вместе с тем более чем греческий. На каком-то этапе развития своей культуры он слегка отошел от принципов классической традиции, и стали видны признаки странного, чарующего стиля, сливающегося со знакомыми и простыми греческими формами.
