Юлий Буркин - Королева в изгнании
— Зайдешь?
— Может быть.
Она открыла дверцу:
— Все. Привет.
— Подожди, — остановил он. — Ты очень красивая. Очень.
…Устроилась без проблем, хотя и подобралась вся, когда увидела в фойе двух ментов.
Но это были просто дежурные. В ее сногсшибательный вид не вписывалась кошмарная сумка, но милиционеры не были большими эстетами и ничего подозрительного не заметили.
Подавая паспорт, приготовилась к обработке обоих стражей порядка: два исчезновения подряд были бы хоть и неприятны, но вполне возможны. Но ничего экстремального не последовало. Значит, розыск не объявлен.
Войдя в номер, она упала на кровать. Только сейчас почувствовала, как вымотала ее дорога.
Но почему же здесь милиция ею не интересуется? В родном городе гоняются по пятам. Или просто до сюда информация просто еще не дошла? Она чувствовала, что ответ где-то рядом, неспроста ведь она так стремилась за пределы города…
Допустим, делу был бы дан стандартный ход: объявлен всероссийский розыск. Она без труда избежала бы ареста, исчезнув. И Зыков понимает это. А дать команду без суда и следствия расстреливать девчонку, руководствуясь словесным портретом, он конечно же не в праве.
Может, в этом дело?
Интуиция и логика не подвели ее. Андрей Васильевич Зыков не спал в эту ночь. Вместо этого он, в компании своего начальника, составлял подробную докладную записку в Москву — генеральному прокурору.
Это было достаточно сложно: так изложить факты, чтобы «наверху» не решили, что "на местах" едет крыша.
Нужно отдать ему должное: одновременно с досадой следователь испытывал и облегчение от того, что их местная инициатива провалилась, и патрульная машина-убийца не справилась со своей задачей. Хоть это так все упростило бы.
И еще от того он испытывал облегчение, что ответственность с его плеч перекладывалась на плечи вышестоящих инстанций.
Зыков не спал. Чего нельзя сказать о нашей героине. Решив утром перво-наперво позвонить по межгороду Алке, Маша спала мертвым сном.
Проснувшись в одиннадцатом часу, она, не выходя из номера набрала по коду телефон подруги.
— Алло!
— Слушаю вас, — голос звучал настороженно.
— Алка, это я.
— Слава Богу! Живая! Откуда ты?
— Я из другого города. Называть не хочу — вдруг у тебя телефон прослушивается.
— Прослушивается? Ну и кашу ты, Машка, заварила!..
— Ты же знаешь, я тут ни при чем. Ладно, слушай, у меня дело к тебе. Ручка под руками есть?
— Да.
— Тогда записывай.
И она, выговаривая тщательно, с расстановкой, продиктовала цифры.
— Это номер кабинки и номер шифра ячейки камеры хранения в аэропорту. Съезди туда и забери деньги. Найди Атосу хорошего адвоката, себе возьми сколько надо, остальное — сдай в милицию.
— Не поняла…
— Сдай в милицию от моего имени. Только обязательно возьми какую-нибудь бумажку, чек, там, квитанцию, расписку, я не знаю…
— Подожди. Если у меня телефон прослушивается, то я там уже ничего не найду.
— Ну и ладно тогда. А если нет, сделай, как я сказала. Не хочу, чтобы на мне «эти» деньги висели.
— Ты собираешься вернуться?
— Когда-нибудь.
— Они убьют тебя.
— Посмотрим.
— Ну, ты даешь… Да! Твоя мама приехала.
— Черт… Скажи ей, что я жива и здорова. Пока звонить ей не буду, а то расспрашивать начнет. Пусть не беспокоится. И про то, как за мной гонялись — не рассказывай.
— Она уже знает… Моя мама рассказала. Твоя сегодня собралась в милицию…
О-о-о… Не хватало еще впутывать сюда маму…
— Отговори ее! Скажи, что я ее просила не вмешиваться. Ничего хорошего она не добьется, только неприятности себе.
— Ладно. Что ты собираешься делать?
— Я? — Маша нахмурилась. Хотела бы она знать ответ на этот вопрос. Я… пока еще не решила.
— А я знаю, Машка. Уезжай за бугор. Любыми путями. Тут тебя в покое не оставят.
Вот это поворот! Самой ей такое в голову не приходило. За бугор? А где он, этот бугор?
— Нет, Алка. Там начнется то же самое. Нужны будут деньги, я начну исчезать, воровать… Какая разница?
— Тогда вот что. Научись становиться видимой. Ты же ни разу не пыталась этому научиться.
— Но как? Я и исчезать не училась, оно само получается.
— А ты постарайся! Найди психиатра какого-нибудь, гипнотизера или экстрасенса… Пока ты не научишься, не жить тебе по-человечески. Да хотя бы ради Атоса своего!
Что-то в этом было. Ведь действительно, после двух-трех неудачных попыток она отказалась от идеи научиться снимать свои чары. В начале это было просто ни к чему — досадное, но не слишком уж угнетающее неудобство… А потом уже просто не задумывалась над этим.
— Ладно. Я подумаю. Я тебе еще позвоню — недели через две. И маме. Скажи ей. И сделай все, как я сказала. О'кей?
— Я постараюсь. Удачи!
Маша положила трубку и задумалась. Легко сказать — научись, найди… Все эти Кашпировские и Чумаки — в центре, в Москве да в Питере. Или уже в Америке давно. Искать можно долго, а как все это время жить? Как жить, когда просто не с кем перекинуться словом, нет своего угла, а деньги можно только украсть?..
Внезапно вспомнилась цитата, произнесенная как-то Атосом: "Грабь награбленное". Пока ничего умнее она не придумала. Единственная возможность безнаказанно добывать средства к существованию «экспроприировать» деньги у воров. Благо, их среди ее знакомых достаточно много. Можно сказать, подавляющее большинство. Только они в Питере.
Отсюда вывод: нужно возвращаться в Ленинград.
2
— Мышонок, я не понял, куда ты положил деньги? — Гога недоуменно наморщив лоб, стоял возле открытого сейфа.
Его «мышонок» — флегматичная рыжая лярва с неожиданным именем Амалия — лениво перекатила дородное тело с боку на бок.
— Тама они. Где всегда. Не по глазам, что ли?
— Да где «тама», дура?! — неожиданно взъярился Гога, — где — "тама"?! — последнее слово он выкрикнул с привизгиванием, словно собрался плакать.
"Мышонок" установила свое полное веснушчатое тело в вертикальное положение, протопала босыми ногами к сейфу и Пизанской башней нависла над Гогой.
— Вот тут они все были. И те, что вчера дал, я сюда поклала, — ткнула она пальцем в среднюю полочку. — Как ты вчера мне их отдал, так я и положила.
— Ну, и где они? — с надрывом поинтересовался Гога.
— Нету, — констатировал "Мышонок"-Амалия.
— Вижу, — печально согласился Гога.
Они одновременно повернулись кругом, подошли к кровати и уселись на краешек.
— А! — понимающе улыбнулась Амалия, — ты меня разыгрываешь. Ох, шутник! — и она восхищенно покивала головой.
