Вячеслав Морочко - Ужас и счастье прикосновения
Стон, разбудивший Конина, выхвативший его из каюты, превратился в долгий тоскливый вопль. Ваня бежал, но ему казалось, он топчется на одном месте. Это было похоже на мучительный сон и длилось целую вечность, пока, наконец, он не уперся в дверь, за которой происходило что-то ужасное. Вопли стали отчаяннее. Створка была заперта изнутри. Кто-то бился о нее с другой стороны. - Откройте! - закричал Конин. - Ради бога, откройте! Господи, что происходит? - А вы как будто не знаете? - Иван узнал голос Строгова и обернулся: филолог, не спеша приближался к двери. В руке у него позвякивал крышкой блестящий цилиндр. - Неужели этот кошмар имеет будничное объяснение?! - подумал Ваня. - В самом деле не знаете? - переспросил Сергей Анатольевич. - Не могу же я видеть сквозь дверь! - Тогда не ломайте ее! Вообще, вам тут нечего делать. Ступайте в каюту! - Нет! Не уйду, пока не узнаю, что происходит! - Это может для вас плохо кончиться. - А для вас? Извините, вы очевидно, забыли, я - координатор! И от меня не может быть тайн! - Хорошо, оставайтесь. Только не говорите потом, что не было сказано. - Обещаю. Строгов приблизился к двери. - Все-таки отойдите подальше. И не дергайтесь! - быстрым движением он повернул в замке ключ и нажал на ручку... Дверь распахнулась. И в ту же секунду какое-то длинное тело, вырвавшись из каюты, сверкая очами, бросилось прямо к Ивану. Координатор успел прикрыть голову и отвернуться. Что-то ударило в спину, сбило с ног, придавило к полу. Сверкнули клыки. Конин чувствовал кожей чье-то дыхание. Стоило отнять руку, он ощутил на лице горячую ткань, подобную губке. - Зевс, назад! - крикнул Строгов. Иван вскочил на ноги - только теперь он увидел громадного куна. Дома их называют еще львособаками. Ростом с теленка, взрослый кун обладает силою льва. Он бесстрашен. А чувства свои выражает по человеческий. Больше животное не нападало, а всхлипывало, прижавшись к ногам Ивана,. - Значит тебя зовут Зевс? Как странно... - Что тут странного? - проворчал Сергей Анатольевич. - Почему не Юпитер, - Конин провел рукой по спине львособаки. - Что с тобой, Зевс? На тебе - только кожа, да кости! - Он не ест с того дня, как исчез наш координатор. - Кун его? - Они были друзьями, хотя пес и прилетел с Ветровой, - на этот раз филолог расщедрился на слова. - Мы запираем его, чтобы не пускать в лазарет. - Чья каюта?. - Того, кто исчез. - Значит можно со мной разговаривать по-человечески - подумал Иван, склоняясь к Зевсу. - Бедный, мой Громовержец, я тебя так понимаю... Но жить как-то надо. Кун задрал голову и лизнул человека в лицо. Координатор обнял его обвисшую гриву. - Постарайся быть умницей. Я помогу. Голова Строгова покрылась испариной. В волнении, доставая платок, он едва удержал цилиндр. Соскользнувшая крышка покатилась кругами, оглашая палубу кваканьем. Из раскрытой посудины шел аппетитный запах. - Там у вас что-нибудь вкусненькое? - поинтересовался Иван. Строгов кочнул головой. - Какой раз приношу! Все равно есть не будет. - Дайте мне, - Иван опустился на пол, расположил судок меж колен, обхватив тощую гриву, притянул Зевса к себе и, ткнув мордой в еду, сказал: - Ешь, маленький. Я тебя очень прошу. Кун фыркнул, замотал головой, облизнул губы и нос, а потом забрался в кастрюлю и не расстался с ней, пока не очистил до блеска. - Молодчина! - похвалил Конин. - А теперь пойдем. Здесь тебе нечего делать. Да и мне одному не сладко.
* * *
Только они появились в каюте, раздался голос в динамике: "Вы теперь отвечаете за животное, - предупреждал Строгов. - Не смейте пускать его в лазарет!" Конин отметил: "Опять это голос с другой стороны баррикады. Спросил: Надеюсь, на меня ваш запрет не распространяется?" - И вам там нечего делать! Не вздумайте еще что-то выкинуть! - Я уже что-нибудь выкинул? - Не задавайте лишних вопросов! Сейчас не до вас! - Ей очень плохо? - ухватился за слово Иван. - Да, очень плохо. Сидите в каюте. Так будет лучше для всех. Конин не стал уточнять, почему "будет лучше", зная, что объяснений наверняка не дождется. Кун лежал на ковре, не отрывая очей от динамика, будто прислушиваясь к чему-то доступному только его утонченному слуху. Ваня сел за рабочий пульт, протянул руки к клавишам. Долгие месяцы в клинике он мечтал, как усядется в кресло, погружаясь в поток информации, самых новых идей, сообщений, гипотез. Они обрушатся на него, готовые оглушить, довести до безумия, опустошить, убедить в бессилии выплыть, выкарабкаться из неудержимой лавины. Сведения потекут с окружающих станций, от координаторов всех существующих зон. Информация такой мощности может разрушить неподготовленный мозг, в считанные секунды заполнить и сжечь клетки памяти. Только мозг координатора - мозг охотник, мозг следопыт - еще может выдержать натиск. Он выискивает параллельные, встречные, противоречивые мысли и результаты, мысли-оборотни, результаты-фантомы. Но координатор - не просто диспетчер. Координатор творец. Он ищет лишь там, где находит скрытые связи с другими потоками, чтобы использовать эти трофеи в виде формул, предупреждений, докладов, направляющих остальные исследования. Иван оторвался от пульта: Кун ходил по каюте, раскачивал головой, издавая звуки, от которых хотелось плакать - львособака по своему причитала. Человек наклонился к зверю, хотел успокоить, сказать что-то ласковое, но слова застревали в горле. - А кто успокоит меня? - думал Конин. - Я не могу больше ждать! Ни минуты! Сил моих нет! Все! Пора!
* * *
Чтобы избежать лишних встреч, он решил идти в через аптеку, минуя холл. В помещении, где одну стену занимал робот-фармацефт, а другая - заставлена была контейнерами с медикаментами, он отыскал глазами белую дверь, в палату. Подождав, пока стихнет сердцебиение, Конин снял висевший у двери халат, набросил себе на плечи, оттягивая время долго поправлял, ища застежку, и, наконец, тяжело вздохнув, тронулся с места, похожий на сонную бабочку, волокущую по земле мятые крылья. Ивану казалось, что движется он осторожно, но в углу, где высились горки пробирок, запели разноголосые колокольчики. В палате горел ночник. Пока привыкали глаза, Конин стоял у двери. Ему показалось сначала, что в комнате никого нет. Он даже вздохнул с облегчением... и вдруг увидел Ее... Она лежала на реанимационном ложе, закрытая простынею до подбородка. Светлая, коротко стриженная головка ее была повернута на бок. Лицо обострилось. Веки - опущены. На бледных чуть приоткрытых губах - удивление. Конин двигался, точно плыл, оглушенный гулом в висках, затем опустился на край ее ложа, протянул огромную руку к полу сжатому кулачку, голубевшему на простыне... и содрогнулся от прикосновения, как от удара током. Словно какая-то дверца внутри его застонала, вибрируя, и захлопнулась на защелку. Он чувствовал, что срывается в пропасть. Тело быстро деревенело. В горле беззвучным криком заклокотал ужас падения. От кошмара освобождаются резким движением. Но это - во сне. Конин не сознавал, что творится. Он съежился, сблизил сразу отяжелевшие плечи и, неожиданно распрямив их сильным рывком, сделал отчаянный вздох, от которого ухнуло что-то в груди. И падение прекратилось. Но все еще трудно было дышать. Маша застонала и повернула головку. Конин открыл глаза. Он снова мог видеть и слышать Кто-то со стороны холла трогал ручку двери. Он осторожно убрал ладонь, поднялся и направился к выходу, но перед дверью в аптеку замешкался, оглянулся... и рассмеялся тихонько, приметив на столике под ночником пузатенького болванчика из обожженной глины. "Да это же вылитый я!" В ту же секунду со стороны холла вошла фрау Винерт. При виде Конина, от неожиданности, она припала к стене. Улыбаясь чему-то, он вышел в аптеку, а Маша вдруг повернула головку и застонала. Винерт прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, замерла, прислушиваясь к дыханию Ветровой, к шорохам, доносившимся из аптеки, где Иван возился с халатом, вздыхал и шаркал подошвами.
