Николай Трублаини - Глубинный путь
Самборский посадил Лиду рядом с Макаренко. По другую сторону от нее хотел пристроиться Барабаш, но, пока он собирался это сделать, место занял я, и он вынужден был сесть на другой стул.
— Сегодня я был в вашем институте, — обратился я к Лиде.
— Зачем?
— Буду писать очерк о лаборатории металлов.
Наш разговор прервал Аркадий Михайлович.
— Начнем, — сказал он, обращаясь к присутствующим. — Как, товарищи инженеры, — он посмотрел на Самборского и Макаренко, — можно выключить большую лампу?
— Думаю, что можно, — ответил Самборский, погасил не прикрытую абажуром лампу и, показывая на звездное небо, сказал: — Сегодня «вечер фантазии» должен начать Свечка. Пусть он, пользуясь этими многочисленными маяками, поведет наши мысли в космический океан.
— Нет, — возразил Аркадий Михайлович, — именно сегодня это больше зависит от вас и от вашего друга Ярослава. Сегодня мы высоко подниматься не будем. Прежде всего выслушайте это письмо.
Он вынул из кармана бумажку и начал читать:
— «Уважаемый товарищ редактор! У меня есть проект, как сделать, чтобы поезда проходили путь от Москвы до Владивостока за восемь часов, а может быть, и скорее. Я уже писал в несколько редакций, но они или не отвечают, или пишут, что мой проект фантастический, неосуществимый. Посылаю этот проект вам. Моя последняя надежда на вас. Иначе придется ждать, пока я вырасту и закончу учение. Ученик 32-й Старо днепровской средней школы Тарас Чуть».
Это, очевидно, было то самое письмо, о котором вчера упоминал Черняк.
Прочитав письмо, профессор положил его на стол, снял очки и, прищурив глаза, оглядел своих друзей.
Все молчали, ожидая, что он скажет.
Аркадий Михайлович начал:
— Вы сами когда-то были юными фантастами и знаете мои симпатии к тем, кто составляет головокружительные проекты. Смелая мысль — то, что я больше всего ценю в людях. Подростки, еще не вооруженные знаниями, особенно смелы, хотя почти всегда их замыслы слишком фантастичны и практически неосуществимы. Но не может быть ни великого инженера, ни выдающегося химика, ни знаменитого врача, если у них нет склонности фантазировать…
— …и энергии, чтобы претворять свою фантазию в действительность, — заметил Шелемеха.
— Совершенно справедливо. Мы об этом не раз говорили. Я не буду задерживать ваше внимание общими рассуждениями и сразу перейду к делу. Вместе с этим письмом Тарас Чуть прислал и свой проект, даже с чертежами. Когда я просмотрел их, мне показалось, что Тарас Чуть обоснованно говорит о возможности сверхскоростного пассажирского и грузового движения в больших размерах. Его предложение принципиально правильно…. Я не специалист ни в области механики, ни в других науках, относящихся к этому проекту, а потому решил пригласить вас и услышать ваше мнение…
В эту минуту в солярии появился новый человек и бесцеремонно прервал речь профессора.
— Гражданин Довгалюк, — послышался пискливый голос, — я предлагаю вам и вашим гостям немедленно освободить крышу и забрать отсюда ваши цветы и деревья. Это мое последнее предупреждение!
Профессор с удивлением смотрел на человека, видимо не зная, что ему ответить.
— А в чем, собственно говоря, дело? — спросил, поднявшись со своего места, Самборский.
— Я управляющий этим домом. Управдом, значит. Моя фамилия Черепашкин. Я неоднократно предупреждал гражданина Довгалюка, чтобы гражданин Довгалюк освободил солярий, который гражданину Довгалюку не принадлежит.
— У вас ведь есть еще один солярий, на другом конце крыши… И вы его тоже не используете, — сказал наконец профессор.
— Мы и этот тоже пока не собираемся использовать, но это не ваше дело, — с вызовом сказал управдом. — Все равно, это не порядок, что вы заняли солярий. Освободить немедленно!
— Да вы просто какой-то формалист! — возмутился Довгалюк.
— Вы, голубчик, формалист, — рассердился профессор.
— Сами вы та еще птица. Даю вам пять минут, иначе приму меры.
— Слушайте, товарищ, — вмешался Шелемеха, обращаясь к коменданту. — Во-первых, ведите себя вежливо, во-вторых, сейчас уже вечер, мы пересидим здесь, а завтра вы окончательно выясните это дело. Не будьте бюрократом.
— Кто бюрократ? Я бюрократ? Вы оскорбляете! Я с вами не разговариваю. Пять минут!
Управляющий повернулся и вышел из солярия под общий, правда, сдержанный смех присутствующих.
— Это возмутительно! — пожаловался профессор. — Никто никогда на этот солярий не претендовал и не пользовался им. Так надо было, чтобы сменили управляющего дома. Везде он лазит. Нашел мой дендрарий и присылает записку: «Предлагаю освободить солярий от своих вещей и прекратить пользоваться крышей».
Все мы поспешили выразить Аркадию Михайловичу свое сочувствие, а Шелемеха обещал назавтра поговорить с кем следует и успокоил профессора, заверив, что никакой управдом его отсюда не выселит.
Прошло несколько минут. Из дверей показалась голова управдома, который громко сказал:
— Отведенный вам срок прошел.
Теперь вся компания разразилась хохотом. Но управляющий сразу же исчез.
Я все время поглядывал на свою соседку. Бросалось в глаза, что она почти не слушает профессора, а когда внимание всех было обращено на Черепашкина, она украдкой обменялась несколькими словами с Макаренко. О чем они говорили, я не слышал, но поведение обоих показалось мне немного странным. Удивляла сдержанность, которая, впрочем, никак не могла быть объяснена тем, что они только сегодня познакомились. Она говорила, глядя в сторону, словно опасалась, что кто-нибудь обратит внимание на их разговор. Макаренко ответил ей очень коротко, но, очевидно, она поняла его.
— Я думаю, мы продолжим, — сказал профессор, когда смех затих.
— Просим, просим! — послышались голоса.
— Так вот, я читаю проект Тараса Чутя.
Аркадий Михайлович поднес к глазам вторую бумажку.
— «Нужно построить абсолютно прямой туннель из Москвы к Тихому океану…» На чертеже этот туннель имеет вид хорды между двумя точками на поверхности земного шара, «…тогда и в Москве и на берегу Тихого океана будет казаться, что туннель спускается вниз. Если по такому туннелю пустить поезд, то он, по рельсам, идущим наклонно, будет катиться чем дальше, тем скорее и скорее. Нужно только сразу хорошо его толкнуть. Мне кажется, что такой поезд в ближайшем к центру земли месте может развить скорость свыше шести тысяч километров в час, потому что путь будет прямой, без поворотов и остановок. Правда, когда поезд дойдет до середины туннеля, перед ним предстанет как бы подъем, который будет тянуться до конца туннеля. Но инерции поезда хватит, чтобы преодолеть этот подъем и добежать до конца».
