Хол Клемент - Пояс астероидов
– Нет! – Марк был еще более взволнован, чем раньше. – Я сказал тебе, это не твоя вина. Если боги или демоны наказывают тебя, то я проклинаю их, а не тебя, и буду бороться с ними…
– Марк! – в голосе женщины слышался испуг. – Нет! Ты не можешь этого сделать.
– Могу! Сколько угодно! Если так ты себя почувствуешь лучше, то я тебе скажу: это не боги и не демоны, и даже не проклятие. Думаю, я просто стараюсь узнать то, что должен узнать человек. Но если мои сыновья были убиты любым живым существом, то я буду с ним бороться, и мне все равно, кто это будет: демоны, люди или кто-то еще. Я не хочу слышать никаких слов о пощаде ни от тебя, ни от кого-то еще.
– Но если ты уступишь и прекратишь бороться, они могут пощадить Кироса.
– Разве у меня есть какие-то основания верить в это? Они, если это вообще кто-то, не пощадили маленького Марка, или Балама, или Кефа. Они не сделали никакого намека на то, что если я прекращу борьбу, то они пощадят Кироса. И ты это знаешь. Я еще не начинал бороться, когда умерли Марк и Балам. Ты не можешь привести ни малейшего доказательства, что в твоих словах есть хоть доля правды: ты просто надеешься!
– А что мне еще остается делать? Ее голос снова упал до шепота.
– Ты можешь мне помочь. Ты сказала, что будешь помогать мне в главных вещах.
– Я не могу помогать тебе в чем-то таком, что отберет детей у других женщин, как у меня отняли моих. Почему я должна передать свою боль кому-то другому?
– Потому что если я научусь бороться с этой болезнью, то это знание отведет боль от других матерей. Можешь ты это понять или нет?
– Конечно, я это понимаю. Но в таком случае было бы правильно, если бы ты попробовал свои идеи на Киросе. Ты сделаешь это?
– Нет. – Ответ прозвучал без малейшего колебания. – Кирос – мой единственный оставшийся сын. Я уже отдал свою долю.
– И ничего не узнал.
– Я узнал достаточно, чтобы говорить вполне разумно с лекарями в Риме.
– И все они сказали тебе, что это невозможно вылечить.
– Что никто не знает, как это лечить, – поправил он. – Я бы не узнал даже этого, если бы не видел то… что видели мы с тобой. Видеть это три раза – это больше, чем мой вклад, и намного больше, чем твой. Возможно, мы увидим это еще раз, но если я вовремя узнаю то, что хочу, то мы увидим только часть. Наш сын будет жить.
– Но обещай мне, Марк… скажи мне, что ты не будешь испытывать свои идеи на других людях. Я знаю, что ты не веришь, будто есть какие-то другие пути, чтобы узнать такие вещи, но обещай мне… только не таким путем!
– А каков другой путь? – почти огрызнулся он, потом мягко добавил: – Я не могу обещать тебе этого, дорогая. Я готов для тебя сделать все, что угодно, кроме того, что я считаю неверным. Если боги вообще имеют к этому какое-то отношение, то это не проклятие, а предупреждение, приказ. Гален из Рима никогда не слышал более чем об одном сыне от одного и того же отца, который страдал бы этой болезнью. Я потерял троих, один остался. Если это делается преднамеренно, то это или предупреждение, или приказ, или вызов. Я приму во внимание предупреждение, я подчинюсь приказу, я приму вызов. Мне больше ничего не остается. Я обещаю тебе не проверять мои идеи на людях до тех пор, пока у меня будет другая возможность. Большего я не могу обещать даже тебе.
Он встал, через мгновение она последовала его примеру и встала лицом к нему. Их увеличенные тени, отброшенные на стену пещеры мерным пламенем единственной лампы, соединились и вновь разделились.
– Иди спать, моя дорогая, – мягко сказал он. – Я должен подумать. Я обдумаю все возможные другие пути, прежде чем обращусь к тому, что ты так не хочешь. Ты должна идти спать, а я не могу. Мои мысли не дают мне спать.
– Может, мне остаться, чтобы помочь тебе?
– Ты не можешь помочь мне, пока я не придумаю чего-то такого, чем мог бы поделиться с тобой. Затем ты мне скажешь, если там что-то будет неверным. Ты лучше справишься с этим, если поспишь.
Она ушла.
С полчаса он стоял неподвижно на том месте, где она его оставила. Затем тихонько подошел ко входу в пещеру, где они спали, и несколько минут внимательно прислушивался. После этого он взял еще одну лампу, зажег ее от той, что уже горела, и пошел по направлению к саду.
У входа в пещеру, где спали его сын и девушка, он не стал прислушиваться.
На следующее утро Юдит упустила шанс спросить мужа об его планах. С утра внимание супругов отвлекли заботы, хотя у каждого свои. Как только проснулся Кирос, Марк осмотрел его разбитое колено и обнаружил, что Элита была права: кровь свернулась довольно хорошо. Однако на колене был огромный синяк, и ребенок признался, что колено болит. На этот раз он не прибежал вприпрыжку в большую пещеру, а пришел.
Как только мать обнаружила, что ребенок не такой активный, как всегда, она сразу же позабыла обо всем. Она внимательна следила, пока он ел, а когда завтрак закончился, пошла вместе с ним в сад. Марк даже не попытался проследовать за ними, хотя и проводил их озабоченным взглядом. Он отправился в пещеру, служившую ему кабинетом. Девушка поинтересовалась, должна ли она находиться поблизости или может, как обычно, пойти за остальными в сад. На короткое мгновение он задумался, потом довольно мрачно улыбнулся и подошел к одному из пакетов, которые вчера принес.
– Возьми какой-нибудь маленький горшок, без которого можно обойтись, из тех, что мы не используем для еды, – сказал он, раскрывая пакет. – Возьми из пакета голову и вари ее до конца дня. Мне нужен череп в целости, так что обращайся осторожно. Когда горшок закипит, не притрагивайся к нему, разве что добавь воды, если она выкипит.
Он протянул девушке крупную мертвую змею. Она отпрянула, потом взяла себя в руки. Когда она заговорила, ее голос слегка дрожал.
– Мне содрать с нее кожу, хозяин?
– Не затрудняйся. Это можно будет сделать намного позже, после кипячения, к тому же мне не нужна шкура. Это все, ты можешь заниматься работой в саду вместе со всеми, только следи, чтобы вода полностью не выкипела. Мне змея досталась слишком большим трудом, чтобы допустить, чтобы она сгорела.
– Хорошо, господин.
Элита взяла змею и вышла из кабинета, проявив при этом намного меньше беспечности, чем обычно. Марк или не заметил ее реакции, или ему это было безразлично. Он снова повернулся к жаровне.
Марк не был опытным кузнецом. Он иногда видел, как работает золотых дел мастер, когда был ребенком, и специально проследил за действиями специалиста во время своей последней поездки, но смотреть, как это делает кто-то, совсем не то же самое, что делать самому. Он без труда мог расплавить золото, пользуясь жаровней и мехами, которые изобрел сам, но вот выковать или придать металлу желаемую форму другим способом – совсем другое дело. Марк полностью погрузился в решение этой задачи.
