Вольдемар Бааль - Эксперимент
— Вполне надежный, Кора.
— Он так внезапно уехал, так внезапно… Я не знаю, что подумать. Ты что-нибудь понимаешь?
— У него появилась идея, Кора. А когда у них, таких, появляются идеи, им надо дать волю.
— Какая идея, Зенон?
— Пока определенно сказать не могу. Идефикс, кажется.
— Идефикс?!
— Да, — подтвердил честный Зенон. — Знаешь, когда смятение, неустойчивость, раздвоение. Ты лучше разбираешься в этом, девочка. Ну, — он подыскивал слова, — по-моему, что-то вроде нравственного коллапса.
— О господи! — нравственный коллапс…
— Не принимай мои слова буквально. Мне не все ясно. Флюиды и биотоки его в хаотическом состоянии. Он возбужден, ему надо отдохнуть. Психические нагрузки в последние часы были у него очень резкими и интенсивными. Внезапное решение, поспешный отлет, чувство вины перед тобой…
— Вы говорили?
— Да, за завтраком.
— Он не сказал о направлении?
— Определенно не сказал. Но по-моему, — на Рака.
— На Рака?! — Глаза Коры округлились. — На Рака? По только что проложенному им коридору? Я так и чувствовала, так и чувствовала! Но зачем, Зенон?
— Не знаю, Кора.
— Зенон! Он определенно что-то там увидел, узнал! Что-то такое с ним там определенно случилось. Да-да! Поэтому он и вернулся таким странным, поэтому все бросил и помчался назад. Что, что он мог там увидеть, Зенон?! Что на него так повлияло?
— Пока я в неведении, Кора. Но ты не должна беспокоиться, девочка. Фил — опытный пилот и крепкий человек.
— Нравственный коллапс, — подавленно повторила она несколько раз. — Нравственный коллапс… Что же мне делать, Зенон? Когда хотя бы вас жда…»
И тут связь оборвалась — «Матлот» достиг приграничной зоны.
— Она хотела спросить, когда мы вернемся, — невозмутимо проговорил Зенон и приказал курьеру: — Отнеси кристаллы в сейф.
Тот выключил видеосонатор и скрылся.
— И ты бы ей ничего не смог ответить. — Филипп вздохнул.
— И я бы ей ничего не смог ответить.
— Ну, а про коллапс что ты там навыдумывал?
— Это не выдумка, Фил. Я досконально исследовал доступную мне информацию и выводы перепроверил несколько раз.
— Информация! Полчаса болтовни замотанного человека — это информация?
— Информация. Тонус, жесты, недовольство уникумом, конфронтация мозга и души, два бокала вина… И еще многое-многое другое.
— Ты не робот, Зенон, — сказал Филипп. — Тут какое-то недоразумение. Или тебя подменили. Или степень автоэдификации… Что ж! Во всяком случае, с тобой, старина, я вижу, не соскучишься. Собеседник ты отменный, нянька — отличная. Вон как ты освоил массаж. — Филипп поморщился. — Ну, довольно. Теперь — душ и обед.
И тут взгляд его упал на дубль-экран внутреннего контроля: он искрился голубым светом.
VI
Когда Филипп появился в кабине, дублер не встал, как было предписано инструкцией.
— Шпарим нормально, — не оборачиваясь, буркнул он. — Что, надрыхался?
Это могло значить только одно: перед Филиппом сейчас сидел не Бонтон, а его антипод. Кто мог переключить дублера на второй режим? Зенон? В отместку за то, что тот не пустил его в кабину? Вряд ли — Зенон на такое не пойдет, никогда он не опустится до мести, тем более, что месть бьет по его другу и хозяину. Кто-нибудь из подсобников, связистов, контролеров? Но ведь никому из них вход в кабину не разрешен.
Взгляд Филиппа остановился на уникуме — тот изобразил покой и беспристрастие. Все было ясно.
— Кто позволил?
Уникум сделал вид, что не понимает вопроса.
— Изволь зафиксировать, что я сейчас скажу. Это — приказ! Фиксируй: Я, спецрегистратор-уникум III-MЕ номер 548897, несущий службу на корабле «Матлот», сознательно, из чувства мелочной обидчивости и мстительности, в нарушение всех инструкций и предписаний самостоятельно, в отсутствие Первого Пилота и без его разрешения переключил дублера во время пилотирования им корабля на второй режим, каковой предусмотрен как развлекательный, подвергнув тем самым корабль и экипаж опасности. Я, спецрегистратор-уникум III-МЕ номер 548897, сделал это умышленно, потому что испытываю неприязнь к Первому Пилоту, и по данной причине прошу после настоящего «разгрузочного» рейса перевести меня на другой корабль. В случае повторения проступка считаю необходимым пригашение… Зафиксировал? Великолепно. Это — приказ! — повторил Филипп.
«Все равно всё будет стерто, но пусть призадумается, поднатужит свои системы. А то распустились, черт побери, слишком чувствительные стали. Дорезвятся наши умники с этой автоэдификацией киберов. Большие возможности открываются, видите ли! Вот вам и результаты! Один от одиночества изнывает, другой обижается, а что еще выкинет третий?»
— Повторного проступка не будет! — уверенно произнес уникум.
— Это приказ, дубина! — рявкнул дублер.
— Есть, — отозвался уникум и тихо добавил: — Остается вас поблагодарить, я и сам давно уже не хотел с вами работать.
— Ты будешь работать там, куда тебя поставят. И пока ты здесь, ты будешь делать то, что тебе делать положено, — веско сказал Филипп, — и не допустишь больше ни одного — ни одного! — нарушения Инструкций, Предписаний, Правил. Это приказ!
— Есть.
Слово «приказ» было для любого робота подобно энергетическому импульсу, приводящему в действие весь механизм его или останавливающему любое его действие: ослушаться приказа, не повиноваться ему было невозможно — это было выше способностей самого совершенного кибера. «Приказом» пилоты усмиряли роботов, ставших в результате авторегулировки и автоэдификации чрезмерно строптивыми или «чувствительными», останавливали бунты, принуждали к выполнению заданий, не предусмотренных программой, и даже к «самоубийству», если кибер становился реальной угрозой.
Уникум, безусловно, подчинится, самодеятельности, подобной сегодняшней, больше не будет — тут Филипп мог быть спокоен; он не мог приказать ему лишь одного: не фиксировать и не регистрировать: фиксировать и регистрировать было сущностью робота, не делать этого он был не в состоянии. Однако Филиппу было не по себе: робот, раз проявивший строптивость или самовольничание, мог, несмотря на могущество «Приказа», проявить их снова в чем-то таком, чего «Приказ» не касался прямо. Такая тенденция, отчетливо прослеживалась как раз у уникумов, почему их нередко отправляли в ремонт, то есть «на пригашение» мозга. Подобного «ремонта» они старались во что бы то ни стало избежать, потому что «пригашение» означало, по сути, перевод в низшую категорию, то есть они переставали быть уникумами. Потому-то Филипп и пригрозил «пригашением», потому и соображал сейчас, от чего в первую очередь следовало бы, на всякий случай, изолировать уникума — отключить его он не имел права.
