Владислав Романов - Замок с превращениями
- Не уходи!.. - точно вздох пронесся по дому.
Азриэль замер на пороге.
- Не уходи!..
И через мгновение, когда прошла первая душная волна страха, он вдруг ощутил, как легкая холодная игла вошла под лопатку. Азриэль оглянулся, чтобы схватить негодяя, но сзади никого не оказалось, лишь тьма холодом дохнула в лицо, и он вдруг потерял сознание.
Очнулся Азризль на следующее утро в своей постели, голова трещала, как после крепкой пирушки, и ему даже показалось, что он в своей мансарде у булошника Крюгера, но, повернув голову, Азриэль увидел высокого и худого незнакомца с желтым лицом. Незнакомец сидел за столом и нанизывал на тонкую стальную спицу кусочки мяса. Пыхтели огромные меха, дымились колбы, реторты, в которых что-то булькало, кипело, пахло жженой пробкой, и Азриэлю вдруг показалось, что он уже это где-то видел... Мясо шипело на ручном вертеле, капельки жира разлетались в стороны, желтый жир капал на головешки, вспыхивая тут же яркими желтыми язычками пламени, и огромный в яблоках пес жадно следил за каждым движением хозяина. Казалось, что Азриэль уже давно знал этого человека и в то же время ничего путного сказать о нем не мог. Лил дождь. К узким окнам жались пионы, и такой мученический был у них взгляд, что Азризль встал и открыл окно. Пионы тотчас нырнули в теплую комнату, и один из них лизнул ему ладонь, оставив влажный след.
- Садись, жарь мясо! - недовольно пробурчал незнакомец. - И закрой окно! Холодно!..
Азриэль прикрыл створки, оставив узкую полоску, через которую в комнату проникали головки трех пионов. Не успел Азриэль отойти к столу, чтобы тоже насадить на вертел кусочки мяса, как хозяин поднялся и резким движением захлопнул створки окна. Головки пионов, не успев выскользнуть на улицу, отлетели к камину, струйки крови пролились на пол, точно это были не цветы, а живые человеческие существа. Пес тотчас съел все три головки, слизав и струйки крови, сел рядом с хозяином, сладко облизываясь. Азриэль не мог вымолвить ни слова, так поразила его эта бессмысленная жестокость.
- Зачем вы так?.. - прошептал Азриэль.
Незнакомец не обернулся. Пахло винным уксусом, на столе стоял глиняный кувшин, и Азриэлю вдруг захотелось пить, да так, что он не выдержал и, взяв кувшин, почти залпом осушил его, ощущая на языке неприятный, горьковатый привкус мышьяка.
Наверху скрипнула дверь, и через несколько секунд желтая змейка уже сидела на своем стуле, поглядывая на Азриэля блестящими бусинками глаз. Змейка прыгнула на стол, подползла к нему, намереваясь что-то сказать.
- Кыш!.. - брезгливо проговорил Азриэль, взмахивая рукой и стараясь согнать змейку со стола. Но голова у него закружилась, он громко икнул и вместо змейки вдруг увидел маленькую девушку с желтыми льняными волосами. Девушка засмеялась, звонко и весело, и Азриэль виновато улыбнулся.
- Прошу... прощения!.. - заплетающимся языком сказал он.
Ему вдруг тоже стало весело, и он, не выдержав, рассмеялся. Озноб уже прохватывал его тело, и легкий холодок осел под сердцем. Свет стал меркнуть в глазах, и последнее, что Азриэль запомнил, - был восход солнца за окном, вдали у горизонта. Пробив дождевую пелену неба, показалось солнце, воспламенив тусклые окна...
Азарий Федорович вдруг наяву услышал этот смех и, приподняв голову, огляделся. Из фойе сквозь стеклянные стены была видна вся окрестность, и, не обнаружив никого рядом со спорткомплексом, Крюков решил, что просто ослышался, но в ту же секунду кто-то снова рассмеялся, так же звонко и весело, что Крюков снова вскочил и с шумом втянул носом воздух (обоняние у него было преотличнейшее!), но пахло сухой землей из кадок с пальмами, хлоркой из туалетов, спертой духотой зрительного зала - кондиционеры в целях экономии электроэнергии отключали уже на первом сеансе - в воздухе еще плавал дешевый запах духов "Наташа", прессованной пудры "Елена" и никотиновых смол. Смех же запаха не имел. Но Крюкова поразило то, что это был тот же самый смех, который он слышал у Ганбаля, перепутать он не мог.
Он подошел к витражам, прижался лбом к холодному стеклу. Больше всего ему захотелось уснуть и проспать сутки напролет, но сон вот уже в течение последних четырехсот лет не посещал его. Злым Великим Магам и волшебникам он не полагался.
Все спали окрест, лишь по нагретым за день и медленно остывающим асфальтовым дорожкам, поквакивая от восторга, скакали лягушки.
Глава 4
Где мы снова возвратимся в Вечернюю страну
С седыми реденькими волосиками, всегда тщательно вымытыми, зачесанными на пробор, с аккуратными ровно подстриженными височками, живыми приветливыми глазками и легким румянцем на коричневых почти пергаментных щечках, крепким, тренированным и неопределенного возраста мужичком - таким представал Азарий Федорович Крюков перед своими соседями, и, конечно же, Грымзина сразу желтела от зависти, досадуя на то, что не она распоряжается его спортивно-одинокой жизнью. Таким "приветливо-долгоиграющим"* знала его и Маша, поскольку Крюков жил в одном с нею доме и постоянно угощал ее конфетами, яблоками, а то и абрикосами. Изредка Крюков заходил к ним в гости, принося с собой коробку конфет или баночку икры, а то и бутылку шампанского. Объяснял он эти подарки тем, что его балуют племянники, но сам он ни конфет, ни икры не ест и уж тем более не пьет шампанского. Родители поначалу долго отказываются, но потом все-таки берут подарки и весь вечер только и хвалят Азария Федоровича, таков принятый ритуал, и он неизменен вот уже год. Помимо подарков, что приносил Крюков, он знал множество прелюбопытнейших исторических хроник о Марион Делорм и Дюма, Людовике XIV, XV, Диане Пуатье, Варфоломеевской ночи и других невероятнейших вещах, о чем родители подчас даже и не подозревали и слушали, раскрыв рот, охая да ахая. Петухов-отец попробовал однажды уличить Азария Федоровича во лжи, избегал все библиотеки, потратил целую неделю и, ко всеобщему удивлению, понял, что все рассказанное Крюковым было правдой. "Обалдевано-ивано!" - воскликнул Петухов-отец.
_______________
* Термин Петухова-отца.
- Просто ему делать нечего, и он все дни напролет читает исторические романы! - моя посуду, объясняла этот феномен Петухова-мама.
- В романах таких подробностей нет! - парировал Петухов-отец. - Нет, он историк, и блестящий историк, только почему-то скрывает это... Может, быть репрессирован?..
- Вполне!.. - тут же соглашалась мама. - В лагерях так умели ломать людей, что потом и вспоминать о прошлом не захочется!
- Н-да!.. - мычал Петухов. - Марион Делорм, на груди у герцога де Лонгвилля... Ай да тренер по плаванию!..
- Что?! - кричала из кухни Петухова-мама.
Но Петухов-отец уже сидел в кабинете, в темноте и работал над диссертацией.
