Юрий Невский - Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память
Нависший гигант скручивал руки и ноги, свивал в канат невыносимого страдания. Перенесенный мамой шок ударил по ней, дочери. Атака ревматизма– врачи опасались за последствия, не сказалось бы это в дальнейшем. Ноги как свело в коленях, так не разогнуть. Связки онемели.
До больницы долго пролежала дома, вроде сломанной куклы. Ноги согнуты, белое одеяло ниспадает уступами, как с двух горных пиков. Коротая дни в одиночестве (взрослые уходили по делам), она играла, устроив у себя на животе фантастическую страну с кораблями аргонавтов, звездолетами космических рейнджеров. Потом больница. В какой-то момент она чуть не соскользнула в зыбкую мглу безумия. Постревматический синдром, но это мало что объясняет. Все началось из-за той боли, она в страхе переживала: это может вернуться, повториться вновь. Напрягалась в неосознанном ожидании, и мышцы сводило до судорог. Молчала по нескольку дней, не в силах развести сомкнутые зубы. Часто на грани сна и яви возникало видение какого-то низкого каменного свода, небольшой пещеры или грота, куда наметен слежавшийся, никогда не тающий снег. Место это высоко в горах, снаружи вход завален камнями со скальной площадки рядом.
К тому же… ужасные страшилки, ведь, бывало, в палате все вместе, младшие и старшие. Девчонки побольше как заведут заунывными голосами песню: Тускло Светит Луна Хоронясь За Листвою По Дороге Ночной Едут Трое Ковбоев
так и видится эти Трое
Отто Зигфрид и Ульбрихт
едут, конечно, чтобы выкрасть ее. Вот они привязали коней. Сапоги подтянули. И, поправив ножи, в корпус к ним заглянули. Крадучись пробрались мимо спящей, по обыкновению, дежурной. Поднялись по лестнице. Вот уже их шаги можно различить в коридоре. Тихое позвякивание оружия.
[Космонавты Гитлера]
В окружающем было что-то привычное, из самых глубин памяти. Он снова прикрыл глаза и мысленно нащупывал, испытывал на прочность связи, что помогут… что ему теперь поможет? где он? что он? в каком углу… промозглом, с жестяным режущим воздухом? Запах мокрой шерсти, волглого брезента, чего-то резкого, медицинского, дезинфицирующего. Дымная едкая копоть. Скрежещут отриконенные ботинки по камням. Кто-то огромный вздыхает, ворочается в тесной пещере. Низкие давящие своды. Склеп. Накрывает волна воспоминаний… Если он уже где-то в иных пределах, то неужели и там горние существа (высокоГОРНЫЕ?) разводят пену для бритья, варят кофе, клацают тяжелыми горными ботинками… Да, он всегда думал… он думал… в этот мыльный порошок добавляют и что-то молочное… и медовое… И воск. И пчел. Злых свинцовых пчел. Но кофе? Густой аромат течет поверх, давит ко дну все остальные слабые течения. Ради этого стоит пошевелиться, попробовать привстать.
«Зигфрид, – он позвал, прошептал в окружающий сумрак, обращаясь к едва различимой фигуре великана. – Ты видел… черного коршуна?»
– Ульбрихт? Доброе утро, как спалось?
Он сидел на корточках, обернулся… скалистый подбородок в белых клочьях ваты, тумана… Он брился. Зигфрид! Игрок в покер. Мастер блефовать. Блеск опасной бритвы оставил на щеке ровную глянцевую просеку в щетине ночи.
– О, бог мой, кажется… пахнет кофе?
– Да, тебе его надо выпить прямо сейчас, я заварил в кружке. Кое-как вскипятил… примус протек, расплющило. Пока натаял лед, чуть не полыхнуло. Боюсь, еще раз нагреть не получится. Но побриться и умыться хватит, есть теплая вода.
Есть теплая вода… отлично. Так же он улыбался на суровом Вег-дер-Югенд, «Пути молодых», на северной грани Чима-Уна. Брился у подножия заснеженных гребней Юнгфрау и Менха. Заваривал кофе в ледяной пещере у мистической вершины Айгер. Ведь все, кто входит в Братство, – лучшие спортсмены, признанные горовосходители. А побриться… что же, неплохая идея! Во всяком случае, бритва…
У меня в руках будет бритва, подумал Ульбрихт.
Зигфрид приблизится ближе… нет… Он с сомнением глянул на толстый ворот свитера, подпирающий волевой подбородок одного из лучших скалолазов Рейха. И потом, рука… правой он может двигать, а левой с трудом, и опереться не на что. Ноги онемели, он их почти не чувствует. От горла в грудь – словно разверстая огненная шахта, каждый вдох дается с трудом. Сколько еще осталось? Здесь, на высоте, надо беречь каждый глоток воздуха.
– Примус был… у Клауса?
– Да, вот его рюкзак… удалось выдернуть… все вперемешку…
– А письма? Они остались? – прохрипел Ульбрихт. – Письма… ведь мы несли их… там, в железных коробках…
– Да, остались… я, сколько смог, – перебросал в мешок, очень трудно поднять сюда. У Отто раздроблена нога… в общем, с ногой… это непоправимо… Пришлось вколоть морфий, все ампулы, что оставались. Забылся под утро.
– Очень странно, Зигфрид, ты повел нас по этой гряде… И откололась скала… И этот коршун… Я так и вижу… горцы, они повсюду… Мы сожгли их селение или… я не помню… Сожгли, да… Но кто-то ушел… старики, мальчишки…
– Что странного? Ведь это их вершина, они будут защищать ее, как и часть камня с Ориона. Можно было предположить, что так и будет.
– Какого черта… они защищают свои караванные тропы, по которым тащат таджотадж, маковый опий, будто ты не знал.
– И это тоже… Им известен здесь каждый камень, каждая тропка… А другого пути не было.
– Нас перещелкали, как мух, на этой гряде. Шлемке поверил, пошел за тобой. Конечно, ты же бывал в этих горах, в альплагере. Поднимался с русскими парнями, или как их… соколы Сталина… коршуны НКВД… Им-то ты и передал весть о себе: операция в стадии завершения, так? Как завещал тебе отец… Или кто? Дед, прадед?
– Ульбрихт, ты сорвался, рухнул на осыпь. И разряженный воздух… это тоже действует на голову. Кроме того, сильное обезболивающее, которое я тебе дал, видимо, имеет своеобразный эффект. Пожалуйста, тебе лучше выпить кофе… я положил сахар… Есть сахар. Выпей горячего, возьми себя в руки! Мы дойдем до вершины, мы находимся на ее траверсе. Осталось немного… Наступает этот ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ!
– Боже мой… с тех пор, как русский шпион породнился с родом Шмидхуберов… а ты его прямой наследник… задачей вашей семейки было внедриться в Братство Камня… иметь доступ к информации… Теперь ты здесь. Когда Магистр фон Хаке предупредил меня об этом, дал задание следить за тобой, что бы ни случилось, – я не поверил. Но уже три века, как только в вашей семье рождается мальчик, он автоматически становится шпионом… При этом и членом Братства Камня, каменщиком. Что ж, гениальная русская смекалка! Но кому вы служите… кому ты служишь? Теперь никаких ваших царей нет. Если ты дойдешь до вершины и оставишь там Письма Счастья – то что… Ты думаешь, к тебе спустятся валькирии, вознесут с собой в Ваальгалу? Унесут на Луну? Они вручат тебе Лед Вечной Жизни? Ну, даже и так… но кому ты передашь его? Как ты это себе представляешь? Лед Вечной Жизни – кому его отдать? Иосифу Сталину? Чтобы воцарился тысячелетний коммунистический мрак… И вот что, господин русский шпион… за эти столетия ты и твои родственники могли бы научиться… Да не греми же так ложкой, черт побери, когда размешиваешь сахар! Одно это выдает тебя с головой…
