Казимир Баранцевич - Царица бедных. Рассказы
Там в глубине пропасти, в белой, клубящейся мути тумана он видит ясно… да, да, он видит Его кроткий лик, и рядом свое лицо все приближающееся, приближающееся и запечатлевающее, наконец, поцелуй предателя! А дальше, там на горизонте, куда скрывающаяся луна на минуту бросила косой и бледный луч, там холм и на холме черные силуэты трех крестов!
Пораженный безысходным отчаянием, в смертельной тоске, он обеими руками схватился за грудь своей богатой одежды и порывисто начал рвать ее на куски…
Два духа
В одну из темных ночей, две звезды — светлая и красная, с высоты безвоздушного пространства, упали на землю. Немногие из обитателей земли видели эти упавшие звезды, — большинство спало, некоторые заняты были своими житейскими делами и развлечениями, а мнения тех немногих, которые заметили упавшие звезды, были совершенно противоположны друг другу. Одни, сидевшие в высоких башнях и наблюдавшие небо при посредстве разных труб и инструментов, были убеждены, что видели два метеора, другие, не имевшие даже понятия о том, как, посредством чего, и зачем наблюдают небо и что такое метеоры, считали падение двух звезд, и в особенности красной — знамением.
И те и другие ошибались. Две, слетевшие на землю звезды были два духа: светлая — добрый и красная — злой.
С далеких времен, когда земля вы шла из состояния хаоса, остыла, на ней появились растения, животные и люди, эти два духа, в стремительном полете, словно стараясь опередить друг друга, спускались на нее и, коснувшись поверхности, принимали человеческий облик. Иногда добрый дух опережал злого и там, где он проходил, деятельно рассеивая добрые чувства и начинания — люди становились лучше, справедливее, честнее. Но чаще опережал злой дух, отличавшийся лукавым проворством и отвагою и, коснувшись земли, посевал смуту, вражду и преступления. Даже там, где он видел, что добрый дух прошел раньше его, он дерзостно решался портить, и соблазнами и хитрыми прельщениями совращал и губил людей. Тогда возвращался добрый дух и снова принимался за свою трудную работу.
Эта страшная борьба началась с тех пор, как появился на земле первый человек и кончится тогда, когда с лица её исчезнет последний. В вечной, неустанной борьбе этих двух элементов войны затевались и массовые избиения людей, проливались реки крови, опустошались целые страны, голод и повальные болезни довершали остальное, и человечество гибло десятками, сотнями тысяч.
IIПо узкой, горной тропинке пробирался одинокий путник. Он был молод и строен. Кудри темных волос волною ниспадали на его плечи. Большие, лучистые глаза смотрели задумчиво-грустно. На нем была простая, крестьянская одежда из грубой ткани и котомка за плечами: босые ноги не боялись ни терний, ни острых камней, в изобилии покрывавших горные тропинки. И там, где он проходил, всё оживлялось всё радовалось жизни: солнце светило ярче, ручьи звучали звонче, истомленные дневным зноем цветы поднимали поникшие венчики и благоухали, птицы соединяли свои голоса в торжественный хор.
Путник дошел до скрещения двух тропинок и присел на поросший мхом камень. По другой тропинке, подобно серой змее спускавшейся с кручи, ехал, приближаясь к скрещению, всадник в чалме и богатой, расшитой золотом, куртке. Громко звенели серебряные подковы его великолепного, черного коня, ритмически согласуясь с звоном монет, ожерельем украшавших лебединую шею красивого животного. Дорогие каменья, вправленные в сбрую коня и седло, и висевшая сбоку в серебряных ножнах кривая сабля ярко горели на солнце. Скрестив на груди мускулистые руки, мрачно потупясь, сидел всадник. На бронзовом от загара лице, из-под густых, как бы сросшихся бровей, сверкали злые глаза.
При виде фигуры сидевшей на камне, черный конь фыркнул, повел ушами и остановился. Всадник взглянул на юношу, и легкий трепет пробежал по его телу.
III— Ты здесь? — спросил он, не поднимая на юношу глаз, — ты опять явился мешать мне?..
— Да! спокойно отвечал юноша, — я тебе мешать буду всегда и во всем!
— Знаю! прошептал всадник, — но здесь твои усилия будут напрасны! Посмотри вниз, на эти долины, усеянные деревнями и городками; в них живет народ, который ты хочешь охранить. Эти долины — отличная ловушка! Посмотри дальше, — ты ведь можешь видеть так далеко, как никто, — как только вижу я, — что видишь?
— Я вижу другой народ, другого племени, других верований и обычаев.
— И этот народ многочисленнее, сильнее. Он уже владычествует над твоим маленьким народцем, что ему стоить стереть его с лица земли?
— Ты забываешь, что есть другие народы, которые не позволят этого сделать!
Всадник расхохотался и так громко, что эхо ближайших темных и сырых ущелий долго передавали друг другу его демонский хохот.
— Другие народы? Какое им дело до твоего маленького народца! Или ты думаешь, я не позаботился о том, чтобы достаточно затмить их сознание, заставить забыть, что и этот народец исповедует такую же веру, как они? Или ты, может быть, думаешь, что эгоизм не достаточно сильное чувство? Я им бросил хорошую приманку, и покуда они все глядят на нее, придумывая, с которой бы стороны захватить первому, — я залью эти цветущие долины кровью!
— А я напомню людям о том, что они люди, и этого не будет. Темные брови всадника сдвинулись гуще, и искры злобы засверкали в его глазах.
— Не мешай мне! вымолвил он глухо, — довольствуйся тем, что ты отвоевал от меня… Есть страны, где племенная вражда затихла навсегда… и вражда верований тоже! Есть страны, куда не заглядывали давно ни голод, ни повальные болезни. Есть страны, где культура, наука, поднялись так высоко, что начинают даже бороться с смертью. Настанет время, и эти страны будут охвачены одним учением добра, справедливости, братства! Оставь мне этот дикий уголок! Кто о нем знает, кому он нужен?
— О нем знает Тот, Кто послал меня! отвечал юноша, — и если бы в этих долинах остался только один человек, я и к нему пришел бы!
Всадник сердито дернул поводья и гордый конь вскинул свою лебединую шею.
— Даже тут ты не хочешь оставить меня одного! — воскликнул всадник.
— Всюду, где ты, — буду и я! — вымолвил юноша.
— Опять борьба?
— И теперь, и всегда во веки веков! — сказал юноша.
Всадник затянул поводья. Черный конь взвился на дыбы.
Кровавая пена обагрила удила. Острый шпоры всадника вонзились в бока коня, искры посыпались из-под серебряных подков и, через минуту, мрачный всадник вихрем мчался к долинам.
IVШирокое, красное зарево огня поднималось к темному небу. Горное эхо повторяло ружейные выстрелы и жалобные крики истязуемых, моливших о пощаде, людей. Черные силуэты людей бегали из дома в дом по опустошенному селению, вытаскивали женщин, детей, и их надрывавшие душу вопли скоро прекращались под ударами сверкавших сабель.
