Пол Андерсон - Танцовщица из Атлантиды
Не может быть! Невероятно!
Эрисса была ближе всех, он потянулся к ней. Она взяла его за руки. Рейд почувствовал, что она дрожит.
Она ниже его на три дюйма; судя по виду, принадлежит к средиземноморской расе, а если так, то должна выделяться ростом среди своих соплеменников. Худощава, но грудь и бедра устроили бы любого мужчину, руки и ноги длинные, лебединая шея. Голова удлиненной формы, широкий лоб, классически прямой нос, губы полные — только рот, пожалуй, великоват для эталона красоты. Глаза под изогнутыми бровями в обрамлении черных ресниц большие и яркие, цвет их меняется от зеленого к серому. Кожа чистая и свежая, если не принимать во внимание загар, веснушки и несколько морщин. Скорее всего — ровесница Рейда.
Но двигалась она словно девушка — нет, это была походка балерины, походка Даниловой, Фонтена или леопарда.
Рейд улыбнулся. Она облегченно и стыдливо улыбнулась в ответ.
— Х-х-хм! — произнес Олег. Рейд оставил Эриссу и пожал обе руки русскому, потом предложил то же самое гунну, который малость подумал и согласился.
— Дружба! — провозгласил он, потому что любой звук человеческого голоса был кстати в этой пустыне. — Мы все попали в эту невероятную переделку и все хотим домой. Значит, будем держаться вместе. Верно?
Трое остальных колебались. Он взмахнул рукой, предлагая двигаться за собой. Эрисса сделала это первой. Олег пробормотал что-то вроде проклятья и последовал за Эриссой. Бедняга утопал в собственном поту. Ульдин тоже двинулся следом, но поодаль. Рейд подумал, что гунн, как профессиональный воин, предпочитает не лезть героически вперед всех, а иметь удобную позицию для наблюдения и стрельбы. Олег же вооружен лишь для рукопашной.
Под ногами скрипели песок и галька. В пальто было душно. Рейд снял его и, опасаясь солнечного удара, повязал вокруг головы на манер бедуинского бурнуса. За медным цилиндром расстилалось открытое пространство до самой точки схода неба с землей. Цилиндр был по-прежнему окутан перламутровым блеском.
«Это всего лишь машина, — с усилием подумал Рейд. — А я — единственный среди всех сын века машин. Значит, и справиться с ней смогу только я».
Каковы шансы на успех.
Битси. Пам. Марк. Том. Отец. Мать. Сестры и братья. Фил Мейер и наше сотрудничество. Сиэтл, залив, острова, поросшие лесом, за ними — горы. Ванкувер; добрая старая Виктория; мост Золотые ворота; взлетающие ввысь стены в роттердамском порту, собор в Солсбери, великолепные островерхие деревянные крыши в Рейкьявике и тростниковая крыша на гравюре Хокусая; наконец, дома, которые ты сам собирался воздвигнуть. Почему человек придает так мало значения тому, что его окружает, и вспоминает об этом лишь перед лицом смерти?
Пам, Памела, поймешь ли ты, что я все-таки любил тебя?
Или это позерство?
Впрочем, уже неважно. Я почти у машины.
У машины времени?
Чепуха. Вздор. Физический, математический и логический нонсенс. Я даже доказал это в реферате по философии.
И я, некогда двадцатилетний самоуверенный юнец, оказался внезапно в этой пустыне возле машины, которой не может быть. Со мной русский из средних веков и гунн, живший еще до Аттилы, и женщина, ни о стране, ни о эпохе которой я не слыхал и не читал. И все это вместо того, чтобы отдыхать в обществе Памелы.
Неожиданно радужное сияние заколебалось, завихрилось и сфокусировалось в определенном месте сверкающего корпуса. Эта область словно бы выпятилась и открылась, будто круглая дверь. За дверью обнаружилось перламутровое пространство, пронизанное искрами света, а оттуда вышел человек.
Не было времени рассмотреть его как следует. Был он маленький, крепко сбитый, с кожей цвета слоновой кости и тонкими чертами лица под черной бархатной шапкой волос. Одежда белая, обувь прозрачная. В каждой руке он держал по полушарию диаметром фута два из сверкающего металла. На полушариях располагались некие кнопки, пластинки и рычажки.
Шел он неуверенно, как больной, одежда была покрыта следами рвоты.
Рейд остановился.
— Сэр… — сказал он и вытянул руки в знак того, что идет с миром.
Человек покачнулся и упал. Изо рта и носа у него текла кровь. Пыль быстро впитывала ее. А вход в машину закрылся.
4
— Господи! Неужели пилот умер?! — Рейд опустился на колени и ощупал неподвижное тело. Грудная клетка поднимается и опускается с нездоровой быстротой и мелко дрожит. А кожа горячее песка пустыни.
Эрисса присоединилась к Рейду. Лицо ее сделалось сосредоточенным. Бормоча какие-то заклинания, она уверенно осмотрела смуглого незнакомца: подняла веки, чтобы увидеть зрачки, прослушала пульс, продолжая ритмично напевать, поискала раны и переломы. Мужчины напряженно ждали. Наконец она встала, оглянулась и указала на ущелье.
— Верно, нужно отнести его в тень, — понял Рейд. — Да и нам не мешало бы… — тут он сообразил, что спутники не знают английского. Но они все поняли. Олег вручил Эриссе свой топор, легко поднял пилота и понес его. Эрисса же извлекла золотой амулет, висевший на шее, и коснулась им оружия, прежде чем понести его за русским с явным почтением.
Рейд попробовал как следует рассмотреть цилиндр. Там, где начиналось перламутровое сияние, ему пришлось остановиться — он словно бы наткнулся на радужную стену, которая вначале подалась, а потом с каждым дюймом стала увеличивать сопротивление. Защитное силовое поле, подумал он. Ничего удивительного в таких обстоятельствах. Лучше держаться подальше — а вдруг радиация? Хотя нет, ведь пилот… но как же войти внутрь?
Без пилота нам не справиться.
Рейд подобрал полушария. Их внутренняя поверхность была более мудреной, чем внешняя. Единственная знакомая деталь — ленты вроде завязок у шлемофона. Возможно, это переговорное устройство, которое нужно надевать на голову?
Рейд повел всю группу к ущелью. По пути он подобрал оброненную трубку. Даже в день Страшного суда необходимо заботиться о таких мелочах.
Крутые склоны ущелья защищали от ветра и давали немного тени. На самом затененном месте Олег уложил пилота — именно таковым Рейд полагал незнакомца. Рейд и Эрисса срезали несколько прутьев, чтобы сделать из пальто навес. Олег с громким вздохом облегчения скинул сапоги и латы. Ульдин распряг лошадь, стреножил ее и пустил пастись, накрыв предварительно попоной. Он принес свой мешок и флягу и предложил угощаться. Сушеного мясо поначалу никому не хотелось, зато молоко, кислое и перебродившее, подействовало на них, как эликсир жизни.
А потом они сидели каждый на своем скудном кусочке тени и ждали. Эрисса то и дело подходила к пилоту. Олег и Ульдин поочередно взбирались на склон, осматривали горизонт и возвращались, безнадежно качая головами. Рейд сидел и размышлял — потом он и сам не мог вспомнить, о чем. Помнился только устремленный на него взгляд Эриссы.
