Вячеслав Назаров - Бремя равных
МЫСЛЬ продолжалась. Но невидимое стекло, разделявшее прежде опыт Уисса и логику чуждых видений, исчезло. Тонкий живой нерв забытого родства - ведь предки дэлонов жили на суше! - протянулся между двумя мирами.
И свободное от Запрета сознание Уисса перелилось по нему в чужую жизнь, в чужие сны...
Уисс был маленьким зверенышем с короткой рыжей шерстью. Он затаился в густой, пряно пахнувшей листве огромного дерева, вцепившись в корявые сучья всеми четырьмя лапами. Его мучил голод и страх.
. Грязно-коричневые смрадные тучи едва не задевала верхушку дерева. Тяжелым душным покрывалом колыхались они над лесом, и дрожащий свет едва просачивался вниз. Было жарко, воздух, -насыщенный испарениями и стойким запахом гнили, был неподвижен, и неокрепшие легкие, казалось, вот-вот лопнут, не выдержав судорожного ритма дыхания.
Вокруг бесновалась зелень. Тысячи тысяч растений тянулись из черной, глухо чавкающей трясины к неверному свету дня. Они протыкали, мяли, душили друг друга могучими змееподобными стеблями, и эта беспрерывная, медленная и страшная борьба была почти единственным ощутимым движением вокруг.
Но неподвижность таила угрозу. Уисс каким-то сверхчутьем ощущал, что везде: вверху, вокруг, внизу, в шуршащей и скрипящей зелени, - затаившись, поджидают добычу сильные и беспощадные враги. Уисс боялся пошевельнуться, чтобы не выдать своего убежища.
Ухо уловило приближающийся хруст. Через минуту хруст превратился в треск, а еще через минуту - в скрежет и грохот ломающихся и падающих древесных великанов. Задрожала земля, дерево, на котором сидел Уисс, резко качнуло, но даже это не смогло заставить его покинуть зеленое гнездо. Он только крепче прижался к стволу, окончательно слившись с рыжей, лохматой от плесени корой.
Огромная, тяжко колеблющаяся гора мышц проползла рядом, оставив за собой широкий прямой коридор в джунглях. Внезапно она замерла, и над верхушкой дерева закачалась приплюснутая голова, вся в тягучих потеках желто-зеленой слюны. Широкие ноздри со свистом втянули воздух, и целая туча цветочной пыли поднялась с раскрытых ядовито-синих соцветий.
Голова раздраж.енно дернулась, и, покачавшись в нерешительности, потянулась к соседнему дереву. Оно показалось чудовищу более аппетитным, и через мгновение от него остался только расщепленный огрызок ствола.
Гора продолжала свой путь, и треск вскоре затих. Голод туманил сознание Уисса, его била мелкая дрожь. Он попробовал выковыривать из трещин коры липких, радужно переливающихся слизняков, но студенистая масса обожгла рот. Он выплюнул слизняка и тихонько заскулил.
Наконец, голод превозмог страх. Прижимаясь к стволу, неслышно проскальзывая сквозь путаницу лиан, оставляя на острых колючках клочки шерсти, Уисс спустился вниз и затих, осматриваясь, принюхиваясь и прислушиваясь.
Его .внимание привлек куст, усыпанный какими-то большими матово-сизыми плодами. Их резкий за.пах кружал голову и сводил спазмой желудок. Уисс осторожно .выглянул из укрытия, и, не заметив ничего подозрительного, проворно затрусил к соблазнительным плодам.
Его спасла собственная неуклюжесть: у самого куста он поскользнулся на содранной коре и едва не свалился в топь. В тот же миг у горла лязгнули страшные челюсти, и длинное тело пронеслось над ним, едва не царапнув желтыми загнутыми когтями.
Уисс хотел метнуться назад, но застыл, парализованный ужасом, - дорога была отрезана. С трех сторон протяжно ухала непроходимая топь, а между Уиссом и спасительным гнездом готовился к новому прыжку враг. Он стоял, пружиня на непомерно больших, чуть ли не в полроста, перепончатых задних лапах, а передние мелко дрожали, готовясь схватить добычу. Зверь был едва ли не втрое больше Уисса, и ни о какой борьре не могло быть и речи. Это чувствовали оба, и зверь не спешил. Он медленно приседал, медленно открывал пасть с пиками треугольных зубов, и красные глазки его наливались тупой радостью.
Уисс взвыл и тоже встал на задние лапы. Отчаяние сковало его мышцы, и он не смог разжать пальцы, вцепившиеся в какой-то сук. Он так и поднялся навстречу врагу - с острой раздвоенной рогатиной в передних лапах.
Зверь прыгнул, и смертный рев огласил джунгли, сорвался на жалкий визг и захлебнулся. Тяжелое тело обрушилось на Уисса, едва не переломав ему кости, дернулось два раза и замерло. Уисс пошевелился, еще не веря в спасение, но зверь не двинулся. Осмелев, Уисс выполз из-под туши. Враг был мертв. Из развороченного горла черной струёй хлестала кровь.
Уисс недоуменно переводил взгляд с мертвого зверя на рогатину и обратно. Потом лизнул окровавленный сук. Кровь была теплая и соленая. Он лизнул сук еще раз и вдруг, зарычав, нрипал к ране поверженного врага. Он пил красную жидкость жадно, захлебываясь, урча, и ощущал, как сила разливается по жилам.
Наконец он встал на четвереньки, довольно облизываясь, и только сейчас заметил, что передние лапы продолжают сжимать раздвоенный сук. Он хотел бросигь палку, но что-то остановило бросок. Уисс перевел взгляд с рогатины на зверя и обратно...
Видение потускнело, отхлынуло в темноту, обнажив галечный берег акватория, и слепящие зрачки прожекторов, и черные силуэты зумов, и отблеск металла на громоздких аппаратах, а Уисс все еще ощущал во рту вкус теплой крови, и ласты его неестественно топорщились, словно пытаясь удержать рогатину...
Старый зум сидел у воды, свесив между колен худые руки, и пристально следил за дэлоном.
- И-в-а-н С-е-р-г-е-е-в-и-ч, д-а-в-а-т-ь в-т-о-р-у-ю ч-а-с-т-ь?
Старик промолчал, предостерегающе подняв руку.
Он ждал чего-то от Уисса.
И Уисс не без тайной гордости за свое превосходство слегка изогнулся и описал вокруг цилиндра геометрически точный круг, наслаждаясь совершенством и универсальностью своего тела, отшлифованного трудом и вдохновением поколений.
Старик махнул рукой.
- Д-а-в-а-й-т-е!
Цилиндр снова засветился...
Теперь Уисс был не один, и к привычному чувству голода и страха присоединилось еще одно - чувство холода, в три погибели скрючившее тело. Он кутался в промокшую медвежью шкуру, плотнее прижимался к таким же скрюченным, закутанным в шкуры телам, - ничего не помогало.
Их осталось немного от большого и сильного стада - остальные погибли сегодня утром в схватке с пещерным медведем, хозяином этой огромной каменной берлоги.
Уисс покосился на клубок тел, бьющихся в ознобе, - их уже не пугает смерть. Спрятанный под скошенными лбами маленький робкий мозг уже уснул. Каменные топоры валяются в углу пещеры вперемешку с костями, обглоданными до глянца. Завтра в пещере не останется ни одного живого существа. То, что не сумели сделать вверили черные обезьяны, прогнавшие стадо с насиженных теплых гнезд, сделает холод.
