Гейл Герстнер-Миллер - Тузы за границей
Уже объявлено о выходе нескольких книг, каждая из которых претендует на объяснение того, что в действительности произошло, – беспринципность издателей не знает границ. Кох, который всегда держит нос по ветру, отдал приказ возобновить несколько уже закрытых было дел и еще приказал отделу служебных расследований обратить пристальное внимание на роль полиции во всем этом деле.
Джокеров жалеют и презирают. Тузы обладают огромной силой, и впервые за многие годы значительная часть общества перестала доверять им. Неудивительно, что демагоги вроде Лео Барнетта в последнее время обрели такую власть над общественным мнением.
Поэтому я убежден, что наше турне было организовано не без задней мысли: обелить нашу репутацию, развеять страхи, вернуть утраченное доверие и заставить всех забыть о Дне дикой карты.
Признаюсь, я испытываю смешанные чувства к тузам, кое-кто из которых определенно злоупотребляет своими способностями. Однако, будучи джокером, я отчаянно надеюсь, что наши усилия увенчаются успехом. И отчаянно боюсь последствий в том случае, если этого не произойдет.
Джон Д. Миллер
Вьючные животные
От зависти, ненависти и злобы и от всякого осуждения избави нас, Господи благий.
Литания,«Книга общественного богослужения»
Его недоразвитые половые органы не функционировали, но его слуги считали его мужчиной, видимо потому, что тщедушное, слабое тело производило впечатление скорее мужского, чем женского. Кем он считал себя сам, оставалось загадкой, так как он никогда не распространялся на этот счет.
Имя у него отсутствовало, и слуги прозвали его Ти Малис[3]; впрочем, его не особенно волновало, как именно к нему обращаются, главное, чтобы было уважительно.
Он любил темноту – его подслеповатые глазки были чрезвычайно чувствительны к свету. Он никогда не ел, потому что у него не было ни зубов, чтобы жевать, ни языка, чтобы чувствовать вкус. Он никогда не пил спиртного из-за особенностей пищеварительной системы. О сексе не могло быть и речи.
Тем не менее он наслаждался самыми изысканными деликатесами, коллекционными винами, дорогими ликерами и всевозможными плотскими радостями. У него были слуги.
И он находился в постоянном поиске новых.
I
Кристалис жила в трущобах Джокертауна, где находился принадлежавший ей бар, поэтому к грязи и нищете ей было не привыкать. Однако Джокертаун был трущобой в самой процветающей стране мира, а Болосса, бедняцкий район, раскинувшейся на морском побережье гаитянской столицы Порт-о Пренса, – в одной из беднейших.
Снаружи больница походила на декорацию для низкопробного фильма ужасов о сумасшедшем доме XVIII века. Стена, ограждавшая ее, обветшала и обвалилась, бетонная дорожка, ведущая к ней, представляла собой одну большую колдобину, само же здание было черным от многолетних наслоений птичьего помета и грязи. Внутри дело обстояло еще хуже. Стены покрывали абстрактные узоры из облупившейся краски и плесени. Голые деревянные полы угрожающе скрипели, а четырехсотпятидесятифутовый туз по прозвищу Гарлемский Молот умудрился наступить на половицу, которая под его тяжестью провалилась. Он неминуемо ухнул бы сквозь пол, если бы не бдительный Хирам Уорчестер, который мгновенно избавил богатыря от девяти десятых его веса. Смрад, стоявший в коридорах, не поддавался никакому описанию, но в основном состоял из разнообразных запахов смерти.
Но хуже всего были пациенты, особенно маленькие. Они безропотно лежали на голых грязных матрасах, от которых разило потом, мочой и плесенью. Кристалис не могла смотреть на их распухшие от недоедания тела, терзаемые недугами, давным-давно искорененными в Америке. Они смотрели на толпу набившихся к ним посетителей бессмысленно и безучастно, и глаза их не выражали ничего, кроме безмятежной безысходности.
«Лучше уж быть джокером», – подумала она, хотя и не могла без отвращения смотреть на то, что вирус дикой карты сделал с ее некогда прекрасным телом.
Кристалис не в силах была дольше видеть эти нескончаемые страдания. После посещения первой же палаты она сбежала из больницы и вернулась к ожидавшему их кортежу автомобилей. Водитель джипа, на котором она путешествовала, с любопытством взглянул на нее, но ничего не сказал. Пока они дожидались остальных, он мурлыкал себе под нос какую-то веселую мелодию, время от времени принимаясь фальшиво напевать по-креольски.
Тропическое солнце яростно палило. Кристалис, с ног до головы закутанная в просторный плащ с капюшоном, чтобы защитить чувствительную кожу от жгучих солнечных лучей, наблюдала за стайкой ребятишек, игравших на другой стороне улицы напротив обветшалой больницы. Пот колючими ручейками струился у нее по спине, и она почти завидовала этим полуголым малышам, которые, казалось, совсем не страдают от жары. Похоже, они пытались что-то выудить из водосточной канавы, тянувшейся вдоль улицы. Кристалис не сразу поняла, чем они заняты, но, когда это до нее дошло, всю зависть как рукой сняло. Они черпали из канавы воду и разливали ее по мятым и ржавым кастрюлям и жестянкам. Время от времени они прерывались, чтобы сделать глоток-другой.
Не оказалась ли вся эта затея Тахиона с путешествием большой ошибкой? Когда такисианин пригласил Кристалис, она воодушевилась. Кого не обрадует возможность прокатиться вокруг света за казенный счет и потереться в обществе важных и влиятельных людей? Не говоря уж о той информации, которую она сможет собрать за это время. Да, тогда идея показалась ей просто замечательной…
– Ну, моя дорогая, если бы я не видел всего этого собственными глазами, то сказал бы, что ты не из тех, кто станет терпеть подобные вещи.
Кристалис невесело улыбалась, наблюдая за тем, как Дориан Уайльд грузно взгромоздился на заднее сиденье джипа рядом с ней. Сейчас она была совсем не расположена выслушивать знаменитые остроты поэта.
– Я определенно не ожидала такого обращения, сказала она, намеренно подчеркивая свой британский акцент.
Ее возмущение было вызвано тем, что доктор Тахион, сенатор Хартманн, Хирам Уорчестер и прочие известные политики и тузы устремились к ждущим их лимузинам, в то время как Кристалис, Уайльд и остальные явные джокеры, которых взяли в турне, вынуждены были довольствоваться помятыми грязными джипами, собравшимися в арьергарде колонны.
– А зря, – отозвался Уайльд.
Он был крупным мужчиной с тонкими чертами лица, которые, впрочем, уже слегка утратили свою привлекательность и обрюзгли. Его мокрый, хоть выжимай, костюм отчаянно нуждался в чистке, а количества вылитого им на себя одеколона вполне хватило, чтобы Кристалис от души порадовалась, что они едут в открытой машине. Во время разговора он томно обмахивался левой рукой, а правую не вынимал из кармана пиджака.
