Александр Казанцев - Льды возвращаются
А когда, запыхавшись, взбежала на свое крыльцо, то увидела «осаждающих» наш коттедж мужчин. Собственно, это был только один мужчина, но по размерам он стоил нескольких, огромный, в чужой дохе, достававшей ему едва до колен.
Он мельком взглянул на меня и спросил:
— Девочка, здесь ли остановилась Елена Кирилловна Шаховская?
Между прочим, я могла бы сказать ему, что меня уже давно не называют девочкой, но я ничего не сказала. Молча открыла дверь и молча пропустила его вперед. И он так и ввалился в дом первым, принялся стаскивать доху.
Я старалась остаться спокойной, вошла в столовую и просто объявила, что к Елене Кирилловне пришли.
К счастью, она осталась сидеть на месте, не бросилась ему навстречу. Она только кивнула головой, когда он вошел.
— Буров, Сергей Андреевич, — отрекомендовался он маме и с чуть лукавой улыбкой взглянул в мою сторону, словно мы с ним уже познакомились.
— Ах, Буров! — обрадовалась мама. — Мы вас ждали. Я рада, что вы перешли в мою лабораторию. Читала ваши работы о гипотетической структуре протовещества. Занятно. Исследование вероятного!.. Жаль, что здесь вам придется заняться совсем иным.
— Курите, — пододвинула ему Елена Кирилловна принесенную мной пачку папирос.
— Благодарю вас, не курю, — ответил Буров, усаживаясь на скрипнувший под ним стул.
Я следила за каждым его движением. Почему он явился к ней, а не к маме, с которой приехал работать?
Я решительно села между ним и Еленой Кирилловной, почувствовала себя если не стеной, то решеткой.
— Это мой спаситель, Лю, — сказала Елена Кирилловна. — Он силой сбросил меня с корабля в воду, как Стенька Разин, а потом больно дрался, когда я хотела задержаться у льдин.
Он смутился. Должно быть, я слишком выразительно посмотрела на него.
А Елена Кирилловна смеялась. Потом она протянула ему красивую обнаженную руку и сказала, что устала.
Мама пригласила Бурова к себе в кабинет, чтобы поговорить о предстоящей работе.
А я была счастлива! Наконец-то мы остались с ней одни! Я проводила ее в мамину комнату, которую та уступила ей. Мы теперь с мамой будем жить вместе в моей «девичьей», как она ее называла.
Елена Кирилловна легла на кушетку в небрежной позе. Точеные ноги были полуприкрыты полой халата.
По ее просьбе я рассказала ей все о маме, академике Овесяне, «Подводном солнце» и даже о кольце ветров, которое из-за замерзания отгороженной ледяным молом полыньи, перестало теперь существовать. Раньше вызванные теплой полыньей ветры дули вдоль сибирских берегов и замыкались кольцом в Средней Азии, приносили из пустынь в Арктику тепло, а в пустыни арктическую влагу и прохладу. Теперь все нарушилось. «Подводное солнце» погасло, полынья замерзла. Земледелие гибнет и в Арктике и в пустынях. И к арктическим заводам теперь на кораблях не пробьешься. Заводы останавливаются. И невозможно понять, почему не зажигается над водой атомное солнце. Ядерные реакции никак там не получаются…
И про маму и академика я рассказывала, что он пообещал взять ее к себе, когда она была еще школьницей. Сам он тоже был не старым, потому что в университет пришел пятнадцати лет и в двадцать восемь уже был академиком. А мама окончила университет и напомнила ему былое обещание. Он стал нечестно экзаменовать ее, гонял, как профессора какого-нибудь… Небось теперь не рискнет! Но мама все стерпела. И ей еще много пришлось терпеть, когда они вместе начали работать. Он просто ужасный человек, всех людей может вымотать, а сам двужильный. Но он замечательный.
И тут я замолчала, потому что в дом к нам ворвался академик Овесян. Именно ворвался.
Он зашумел и объявил, что напрасно до сих пор слушался маму, не переносил установку «Подводного солнца» в другое место. А теперь проснулся подводный вулкан, и все подводное оборудование погибло.
— Приоткрой дверь, Лю, — сказала Елена Кирилловна. — Там идет очень интересный спор.
Я задернула портьеру, а дверь приоткрыла.
Мама сказала, что важно не только возобновить работу «Подводного солнца», но и понять, почему здесь оно не может работать, и что очень хорошо, что прорвался вулкан, в этом явлении, может быть, таится разгадка всего. А они могут теперь разделиться. Овесян запустит в новом месте новое «Подводное солнце», а она вместе со своими помощниками будет исследовать новую среду, в которой не проходят атомные реакции, пусть это будет даже и чисто научной проблемой, не имеющей практического значения.
— Черт возьми! — возмутился Овесян. — Если бы я ставил памятник упрямству, я заказал бы отлить вашу статую. Вам мало тысячи проб морской воды, в которой вы ничего не обнаружили? Вам надо дробить наши силы, покидать меня на старости лет, слабого и немощного? И все ради научной гордыни и замысла, «не имеющего практического значения»!
— Тысяча проб? — переспросила мама. — А разве вы забыли о пятидесяти тысячах опытов, которые мы с вами вместе сделали?
— Я ничего не забыл! И вы мне по-прежнему нужны. Я не привык работать без вас и не хочу с вами разделяться. Стране нужно второе «Подводное солнце», и все мы вместе переезжаем на новое место, немедленно! Собирайтесь! Где ваши чемоданы?
— Нет, я не поеду с вами, Амас Иосифович, дорогой. Мы здесь останемся.
— Кто это мы? — шумел академик. — Я всех заберу, всех!
— Почему же всех? Моя лаборатория останется со мной.
— Ну и оставайтесь!.. И совсем вы мне не нужны!. Оставайтесь здесь научными отшельниками, питайтесь акридами, надеждами и консервами. Все инженеры, рабочие и повара уйдут со мной. Мы зажжем «Подводное солнце», хотя бы для этого пришлось сдвинуть гору.
— А мы поймем, почему погасло «Подводное солнце», хотя для этого, как вы говорите, пришлось бы выпить полярное море.
— Они друг друга стоят! — восхищенно заметила Елена Кирилловна.
Я ей шепнула:
— Академик очень хороший, я его люблю. Но маму больше.
— Ну что ж! Разойдемся! Расходятся не только научные соратники, но и когда-то влюбленные друг в друга супруги!.. Будем облегченно вздыхать и искать в другом недостатки, от которых, к счастью, теперь избавились! — слышался голос академика. — А теперь скажите-ка, куда вы прячете моих крестников, которых я из воды таскал? Давайте их сюда. Один из них мне бы очень подошел. Ему удобно плечом в гору упираться, чтобы сдвигать.
— Сергей Андреевич! — позвала мама Бурова, сидевшего у нее в кабинете. — Вас академик просит. Но не соглашайтесь меня покинуть. Мы только что с вами заключили союз.
— Что она говорит! — рассмеялся академик. — Вот увезу отсюда одну наяду — и он мой!
