Юрий Никитин - Владыки Мегамира
Глеб тоже покосился, ответил шепотом:
— Со дня бегства первой группы прошло едва сто лет. Он выглядит человеком до кончика ногтей. А плотная кожа — результат приспособления к среде. Защитный механизм от высыхания, потери воды. Генетически он такой, как и мы. Если бы ты, к примеру, вышла за него, у вас была бы куча здоровых и жизнерадостных детей.
— Ну и примеры у тебя! — сказала Кася негодующе.
Глеб попробовал растянуть губы в улыбке, но получилась гримаса. Так и заснул, страдальчески искривив лицо. Кася накрыла его краем тента, зябко прижалась спиной. Она не успела додумать мысль про ночной анабиоз, провалилась в оцепенение.
Светало. Правда, поляна оставалась еще в тени, от земли тянуло могильным холодом, в стороне на огромных листьях блестели водяные шары: одни были с кулак, другие — в полный рост человека. Маленькие — круглые, а гиганты — сплющенные собственной тяжестью. Воздух быстро прогревался, над шарами неспешно, а потом все быстрее замутился, шары пошли рябью, с поверхности на глазах отрывались клочья, взлетали, превращались в мелкий водяной пар, исчезавший тут же.
Деревья с треском раздвинулись, как огромный валун, падающий с горы, вынесся могучий дим. Лист, под которым он пробежал, дрогнул, два большущих шара скатились по зеленому расчерченному клетками полю, где торчали, не смачиваясь, редкие белесые пятна, а на листе, покрытом как воском тонкой пленкой, не осталось и следа. На Головастике, сытом и блистающем доспехами, сидел Буся, весело стрекотал, подпрыгивал, пытаясь поскорее ощутить утреннее солнце.
Влад сбросил тент со спящих и невольно засмотрелся на женщину. Яркий луч просвечивал Касю насквозь, распахнутый на груди комбинезон сполз до пояса. Варвар увидел ярко окрашенное сердце, что едва пульсировало, замороженное ночным холодом, рядом тонула в белой пене трахей тонкая легочная трубка. Ниже сыто шевелилась коричневая туша печени, голубели продолговатые почки, красиво изогнулись тонкие трубки кишек, а желудок сморщился, совсем плоский, жалобный.
Влад нахмурился, толкнул ногой Глеба. Тот вздрогнул, открыл глаза.
— Накорми женщину, — велел Влад.
— Да-да, — сказал Глеб торопливо. — Что с Ковальским?
— Пусть спит, — бросил Влад. — Накорми женщину!
Ковальского Дубов вытащил из тени в последний момент, когда грузились на дима. Ян был холодный как льдинка, ночное оцепенение остановило боль и нагноение. Влад прикрепил раненого к широкой спине липучками, закрепил ноги себе и Касе. Она опасливо посматривала на редкие волоски, что совсем некстати торчали из плотной брони ксеркса. Ей померещилась прыгнувшая искорка электрического заряда, пахнуло озоном, но варвар уже хлопнул зверя по массивной голове, мир качнулся и деревья помчались навстречу. Кася забыла о странных волосках, сжалась, напоминая себе шепотом, что до спасительной станции всего несколько часов бега через страшные джунгли. Надо перетерпеть, выжить эти часы, уцелеть.
Глеб бросал взгляды по сторонам, чаще всего нависая над Ковальским, посматривал на блестящую спину Влада. Рядом с ним сидело маленькое чудовище, такое же неподвижное, так же всматривалось в выныривающие из стены Тумана зеленые деревья, камни, сверкающие кристаллы. В низинах еще лежали на листьях шары, крупные ксеркс обходил, опасаясь прилипнуть: силы сцепления сильнее тяготения, мелкие быстро выпивал, секции абдомена заметно выдвигались. Два водяных шара Влад упрятал в бурдюк. Вскоре такие остановки прекратились — солнце нагрело почву, роса испарилась.
Воздух уже пронизывал неумолчный гвалт, треск, писк, рев, грохот. Поплыли сцепленные в пахучие цветные шары комочки цветочной пыльцы. Глеб не успел увернуться и долго собирал с лица налипшую сладость. В довершение ко всему сверху раздалось мощное гудение, на него бросился огромный крылатый зверь, явно обознался. Дубов не знал уж за кого его приняли, торопливо очистился от сладкой пыльцы, лег, прижимаясь к толстым склеритам, под которыми слышал, как мощно стучит сердце, едва слышно шелестят, протискиваясь через межклеточные стенки, кровь и лимфа.
Вдруг из зарослей бросился кто-то огромный, жесткий. Глеб ощутил сильный удар по спине, скрипнула ткань комбинезона, протестующе взвизгнул Хоша, затем все стихло. Он приподнялся, огляделся. Влад сидел в той же позе, невозмутимо глядя вперед, рядом устраивался Хоша, гребень на спине медленно опадал, а короткие сяжки перестали дрожать, замерли. Кася мелко-мелко тряслась, закрыв глаза и прижимаясь к дикарю. Ее руки были обвиты вокруг его пояса. Спрашивать у нее Глеб не стал, она могла не раскрывать глаз с момента старта.
На комбинезоне на уровне лопаток обнаружил две полоски быстро высыхающей слюны. Зверь прыгнул с дерева, пытаясь вонзить жвалы, но ткань выдержала. Глеб ощутил холодок страха: а если бы хищник сжал жвалами? Руку, ногу или голову? В чем-то просчитались дизайнеры, уверяя, что окраска комбинезонов отпугнет любого зверя.
Он с завистью покосился на широкие плечи Влада. Тот в своем мире, для него нет ужаса, когда из-за каждого листа провожают глазами звери впятеро, а то и в десятки раз крупнее, он не делает ежедневно прививки от заразных болезней, солнечной радиации, распыленных ядов — животных и растительных, не делает уколы, поддерживая водно-солевой обмен, концентрацию ионов в крови...
Ксеркс бежал ровно, изредка делая остановки, иначе он не мог. И Глеб, убаюканный мелькающими пятнами зелени, чуть расслабил напряженные мышцы, начал вспоминать, как все просто, честно и наивно начиналось. Прошло двести лет после открытия принципа «вышибания лишних клеток», как окрестили бойкие журналисты, хотя на самом деле процесс был иной, куда сложнее, все было по крайней мере предсказуемо. Глеб всегда умилялся, глядя в старых кинолентах на первопроходцев Малого Мира — так вначале называли Мегамир. С каким энтузиазмом говорили они о неисчислимых богатствах заново открываемой планеты! А сколько для уменьшившихся людей в мире насекомых мяса, зерна, редких металлов, нефти? Обещали излечение от всех болезней, анабиоз, почти бессмертие!..
Поначалу шли крохотными шажками: 2039-й — первый выход в Мегамир, 2042-й — организация научной станции, 2043-й — выход за пределы Полигона... Но уже через пятьдесят лет из одной из станций, их насчитывалось тогда две сотни, ушла в Лес Кристина Сидорова. Не погибла в Лесу, как изредка случалось, а ушла добровольно, оставив записку. Социологи возопили, они-де давно предупреждали, что даже при самых строжайших проверках и допусках обязательно найдутся желающие... Даже удивились, когда в 2107 году ушла первая организованная группа, предсказывали на шесть лет раньше.
