Евгений Прошкин - Драйвер заката
– А эти-то здесь откуда? – пробормотал вдруг водитель.
Впереди тащился грузовой караван. Синие фуры, сверху покрытые пылью, а снизу – грязью, ехали правее в общем потоке. Когда полицейская машина почти догнала замыкающий грузовик, стала видна крупная надпись у него на боку: «RUSSIANTRANS».
Фургон неожиданно повернул влево, да так резко, будто шофер выкрутил руль до отказа. В следующую секунду он уже стоял поперек дороги. В соседнем ряду проплывал длинный экскурсионный автобус, и единственное, что оставалось полицейскому, это ударить по тормозам.
Сигалов успел заметить, что из-за налипших комьев глины логотип на фуре читается как «RUSSIA IN TRANCE».
Через мгновение грязный борт влетел в лобовое стекло.
Очнулся Виктор от оглушительного визга. Вначале он решил, что его завалило во взорванном доме: кабина была полностью искорежена, и принадлежность к автомобилю в ней даже не угадывалась. Сзади доносились глухие удары, и каждый из них после короткой паузы отдавался толчком в спину.
Ясность мысли вернулась моментально. Похоже, без сознания он пролежал совсем не долго, и авария еще не закончилась. Машины продолжали влетать в общую свалку.
Наконец визг утих, и Сигалов сообразил, что это были не крики, а звук рвущегося железа.
Крик раздался позже, и он был гораздо страшней. Виктор не хотел даже думать, сколько трупов сейчас лежит на дороге и в разбитых машинах. Еще и автобус… Рядом ехал целый автобус…
Сигалов видел, как у него с носа капает кровь, но ничего не мог сделать: повернуться не удавалось, руки внизу были зажаты намертво. Покосившись вправо, он обнаружил грузное тело в черном промокшем плаще.
– Капитан?.. – прохрипел Виктор. – Игорь… как вас там… Вы живы, я надеюсь? Вы меня слышите, нет?
Он сумел немного развернуть плечи и звать Коновалова тут же прекратил. Следователь не слышал, лист синего металла прошел через его горло и врезался глубоко в спинку сиденья. Голова осталась на месте, но теперь она была сама по себе, с телом ее ничто не связывало. Спереди полицейский автомобиль и вовсе раздавило в лепешку, поэтому справляться о самочувствии водителя было излишним.
Крыша оказалась разодрана, как квелая наволочка. Окажись Виктор сантиметров на десять правее, и его не миновала бы участь следователя.
«Я пытаюсь тебя спасти», – некстати вспомнились слова капитана. Мог ли он знать, что действительно спасет арестованного, потеснив его на заднем сиденье и заняв место смертника?
Обругав себя за дурные мысли, Сигалов снова пошевелился, точнее, слабо поерзал – свободы в сплющенной машине было в обрез. Путь наружу оставался только один: вверх, через дыру в крыше. Если бы Виктор мог двигаться, он так и поступил бы, но ему всё мешало: и треснувшая панель двери, и тело Коновалова справа, и окровавленная решетка спереди. Перегородка, разделявшая салон, была, как и наручники, сделана из упругого пластика – иначе рассеченной кожей на лбу Сигалов бы не отделался. Он уже привык, что с кончика носа постоянно капает, и порадовался, что кровь не заливает глаза.
Несмотря на забитый нос, Виктор учуял, что вокруг распространяется странно знакомый запах – неплохой, но слишком насыщенный. В потоке автомобилей мог запросто оказаться какой-нибудь ретро-маньяк со спиртовым двигателем или даже с бензиновым.
Угроза сгореть заживо придала Сигалову сил, хотя правильней было назвать это паникой. Не чувствуя боли, он судорожно раскачивался из стороны в сторону до тех пор, пока не сумел высвободить руки. Виктор был по-прежнему зажат, но теперь он отвоевал у искореженного салона немного пространства для того, чтобы повернуться.
Путь на волю по-прежнему лежал через поврежденную крышу, но для этого нужно было отодвинуть капитана. Сигалов нерешительно подергал мертвое тело. Лист металла наклонился, и голова Коновалова скатилась по нему вниз, потерявшись где-то под ногами. Виктора передернуло, но он не позволял себе медлить: странно знакомый запах становился все резче. Чем бы это ни было, концентрация вещества в воздухе увеличивалась. И оно, это вещество, определенно было горючим, Виктор уже не сомневался.
– Надеюсь, хоть следователя мне не пришьют, – без тени усмешки прошептал он.
Очутись на месте Виктора какой-нибудь герой криминального скрипта, он обыскал бы полицейских, легко нашел бы ключи от наручников, да еще присвоил бы пистолет. На всё про всё он потратил бы не более тридцати секунд, а в следующую минуту уже бодренько трусил бы прочь или мчался бы на новую разборку, завладев чьей-то тачкой, как нельзя кстати брошенной неподалеку. Но в жизни, увы, так бывает далеко не всегда.
Виктор стонал от напряжения и продолжал толкать покойника, освобождая для себя сантиметр за сантиметром. О ключах он всё-таки подумал, но дотянуться до карманов Коновалова не сумел. О водителе не могло быть и речи – от него осталась лишь толстая кость, торчавшая посреди месива из рваного железа и лохмотьев формы.
Результатом усилий стала обретенная свобода для рук и торса. Ноги по-прежнему были прижаты к покореженной решетке, но теперь Сигалов мог нормально дышать и поворачиваться из стороны в сторону. Главное, что во время аварии он умудрился ничего себе не сломать – на фоне множества криков снаружи и двух погибших полицейских внутри это выглядело нешуточным везением.
Максимально откинувшись назад, Виктор посмотрел влево. Экскурсионный автобус успел затормозить и пострадал чисто символически: смятый бампер и глубокая царапина по всему борту. Сигалов отвернулся, но что-то привлекло его внимание и заставило снова взглянуть на автобус. Тот был целиком раскрашен под рекламный постер. Виктор видел только нижнюю часть: крепкие женские ноги и фрагмент приклада со сложными хайтековскими штуками. И название: «Окунись в Ад».
Плакат почему-то вызвал у Виктора такой приступ ярости, что некоторое время он сидел неподвижно, без толку сжимая-разжимая кулаки и щурясь в пустоту, как недавно на квартире у Алексея, когда тот начал вдруг нести всякую ахинею.
Сигалова прошиб пот: вспомнив про Шагова, он наконец-то догадался, чем воняло на улице. Изогнувшись до хруста в позвоночнике, он заглянул за край разодранной крыши. Впереди над машиной висел накренившийся синий фургон. Борта, деформированные от удара, в нескольких местах разошлись, и в глубине кузова виднелось нагромождение картонных коробок. Почти все они намокли, многие прорвались, и из них высыпались одинаковые квадратные емкости. Тонны «Джека Дэниэлса» из тысяч разбитых бутылок хлестали на асфальт, словно помои.
– Ну это уже какой-то… – Виктор раздосадованно потряс головой. – Эту уже какой-то перебор, твою мать…
