Голубая мышь (ЛП) - Вулф Джин Родман

Когда подходят три танка поддержки, он бежит впереди них против сотен инсургентов, пока не опустошает канистры трофейного огнемёта.

Возможно, стоит взглянуть на всеразличные ракурсы войны в прозе Вулфа, учитывая его учёбу в военной школе и участие в Корейской войне. При этом сцены самих боёв или воинской службы, где могли бы отразиться некоторые наиболее памятные события жизни, редки в его рассказах, которые вместо этого зачастую повествуют об альтернативно-исторических конфликтах. Главная борьба, с которой сталкиваются протагонисты в этих войнах, является внутренней либо же в её основе лежит дисциплина в собственных рядах.

На то, что в этом будущем с границами государств произошло нечто чрезвычайно странное, намекают мелкие детали. Современные нам топонимы потеряли смысл. Старуха, которая угощает Лонни печеньем в начале рассказа, не знает, в какой стране находится его город, а он отвечает, что в 10-м секторе, расположенном рядом с Великими озёрами и 9-м сектором. Другой интересный фактор — это система фонетического правописания Voisriit, которую солдаты используют для записи мыслей и написания писем; похоже, английский является языком всеобщего общения, но правописание потеряло свою значимость в пользу точности и единообразия пунктуации. С 1960-х годов, когда этот процесс пошёл со всевозрастающей скоростью, и английский в действительно заменил собою французский в качестве всеобщего второго языка, — но почему он фонетический в этом будущем, где правит ООН?

Меня поражает, насколько часто в работах Вулфа поднимаются идеи жёсткого детерминизма и судьбы: свобода воли является необходимым шагом к полностью католическому мировоззрению, но в этом рассказе у нас есть солдаты, которых попросту разделили на два лагеря — тех, кто по своей природе может убивать и достоин «доверия», и тех, кто по какой-то причине убивать не может, однако находится на более почётной, но менее «необходимой» позиции. Однако похоже, что эти техи, «неспособные» сражаться, часто вступают в противостояние и задирают марксменов (которые обычно малы) и даже нападают на них, если есть возможность: в некоторые моменты рассказа даже неясно, под чей огонь попали техи — инсургентов или же собственных марксменов, и подобного рода разделение многое говорит о влиянии, которое эта сегрегация оказывает на единую цель. Что имеет в виду инсургент, когда говорит о тех, у кого «это есть»? «Это» — это болезнь? Генетическая склонность к пацифизму? Трусость? Имеют ли мыши какое-то отношение к тому, что Лонни отнесли к категории теха?

WolfeWiki утверждает, что в названии обыгрывается немецкая награда Голубой Макс, но я думаю, есть и другие факторы. Во-первых, Миротворческие силы следуют за «голубой» тряпкой, флагом Организации Объединённых Наций. Кроме того, техи носят голубую униформу (марксмены — зелёную). Как «мышь», Лонни предположительно кроток и не станет сопротивляться, однако проявляет нехарактерную «храбрость», когда бежит впереди танков с огнемётом, доказывая, что на деле он далеко не мышь. При этом мы видим, как старуха и техи действуют строго по шаблону, потому как считают, что должны так действовать, но при этом они не испытывают какой-либо подлинной внутренней убеждённости. Приятной пожилой леди нравятся ребята из ООН, но при этом её робкие обвинения, осуждающие их, тоже, в конечном счёте истинны. После её слов в Лонни зреют семена убеждённости в том, что техи могут драться, а марксмены являются жизненно важной частью армии; но при этом, несмотря на то, что она говорит ему о том, как он ужасен, он, похоже, искренне нравится ей. Находящиеся же на одной стороне техи и марксмены, напротив, испытывают неприязнь друг к другу и будут сражаться между собой, даже когда рядом численно превосходящий враг.

• Лонни/Ленни означает «львиное сердце, смелый как лев»: ближе к истине, нежели его категоризация как трусливого теха.

По сути, во многих случаях проза Вулфа исследует конфликт между механистическим материализмом инженера и духовной свободой теиста. Правда ли, что Лонни поставили ошибочный диагноз «тех» из-за того, что он был озабочен мышами, или же вся концепция тестирования попросту несовершенна? Чего не могут сделать техи, но могут марксмены? На них нельзя положиться в напряжённых ситуациях? В финале рассказа Лонни ведёт себя с исключительной отвагой.

Думаю, остановка часов — это микрокосмический символ сбоя механистической категоризации: свобода воли начинает проявляться в момент, когда прекращают двигаться часовые шестерёнки — Доус может действовать согласно велению своего духа, а не «механического» жёстко детерминированного характера.

Старуха бросает довольно пугающее замечание (в качестве толики дополнительной информации): произошло нечто, что уничтожило «национализм» и заменило его нумерованными секторами; войска ООН называются Миротворческими, однако старуху беспокоят грязные тёмные чужеземцы, которые полмира прошли «попить нашей крови» (довольно резкое высказывание об оккупации, притом что «Голубая мышь» отнюдь не кажется рассказом о сверхъестественном) — фигура ли это речи или же её следует понимать буквально, и речь идёт об инопланетном вампиризме?

Неужели это будущее без национализма обречено на социализм? Запинал ли Лонни до смерти того марксмена, на которого напал после курса подготовки? Получается, что с дидактической точки зрения Вулф на стороне марксменов?

В то время как индивидуальный конфликт неизбежен, в целом, организованные батальные сцены играют у Вулфа гораздо меньшую роль, чем в других произведениях эпического или военного фэнтези (на ум тут же приходят Толкиен, Кук, Мартин и Эриксон). Действительно, в книгах о Латро и в Солнечном цикле, в «Домашнем очаге» и «Рыцаре-Чародее» присутствуют масштабные сражения, но по-настоящему воинская служба ощущается лишь в малом проценте его короткой прозы. «УЖОСы войны», данный рассказ, связанные с историей «Как я проиграл Вторую мировую войну и помог отразить немецкое вторжение» и «Мы от Донована», а также «Когда я был Мином Беспощадным», «Час доверия» и «Кровавый спорт» являются, вероятно, наиболее открыто милитаристскими. [5] Удивительно, но изображение тоскливого социалистического будущего на самом деле превалирует над изображением конфликта с ним.

Предисловие к антологии

«Множество миров научной фантастики»

(1971 г.)

Бен Бова

Состав:

«Голубая мышь», Джин Вулф («The Blue Mouse» by Gene Wolfe)

«Горячая картошка», Бёрт Файлер («Hot Potato» by Burt K. Filer)

«Все кошки серы», Андре Нортон («All Cats Are Gray» by Andre Norton)

«Коротыш заступник», Гордон Диксон («The Law-Twister Shorty» by Gordon R. Dickson)

«Три слепых мышонка», Кит Лаумер («Three Blind Mice» by Keith Laumer)

«Дочь», Энн Маккеффри («Daughter» by Anne McCaffrey)

«Что-то ужасное вырвалось на волю», Роберт Силверберг («Something Wild Is Loose» by Robert Silverberg)

«Молчащий в Геенне», Харлан Эллисон («Silent in Gehenna» by Harlan Ellison)

Цель этой книги — показать «где же самое интересное» в сегодняшнем мире научной фантастики. Ибо научная фантастика — это обширный, волнующий жанр, который охватывает огромное количество разнообразных тем, авторских стилей и взглядов. Именно это мы подразумеваем под «множеством миров» научной фантастики.

Собственно, на самом деле эта книгу следовало бы назвать «Множество миров SF», поскольку взамен «научной фантастики» (science fiction) ныне часто используют именно термин SF. SF может означать (в зависимости от того, кто говорит) научную фантастику, научную фэнтези (science fantasy), спекулятивную фантастику (speculative fiction) или даже научную фантабуляцию (scientific fantabulation — что звучит почти столь же гротескно, как диковинный старый термин, sci fi). [6] Словом, SF выходит далеко за рамки технологически насыщенных космических опер былого.