Филип Фармер - Сказочный корабль (перевод М. Ахманова)
— Это пройдет, — сказал Лотар. Он оказался прав — но для забвения понадобилось три года.
Жизнь продолжалась. Ландшафт снова стал похож на поле битвы, зловонное, черное от копоти и дыма. Но великий Корабль был достроен. Осталось только испытать его. Завершен последний штрих — белый корпус Корабля украсился большими черными буквами названия. На обоих бортах, десятью футами выше ватерлинии, было написано: «НЕНАЕМНЫЙ».
— Что это означает? — спрашивали Сэма многие.
— Именно то, что написано, — улыбался в ответ Сэм, — в отличие от большинства слов, написанных или сказанных когда-либо. Ни один человек не сможет нанять этот Корабль. Это — свободное судно и его команда — свободные люди. Они никому не служат.
— А почему корабельный катер называется «НЕ ВЕШАТЬ ОБЪЯВЛЕНИЙ»? — интересовались любопытствующие.
— Это название пришло ко мне во сне, — отвечал Сэм. — Однажды мне приснилось, что кто-то пытается повесить на катер объявление и я сказал ему, что это судно построено не с целью рекламы. «Вы что — принимаете меня за торгового агента Бар-нума?» — сказал я ему.
В этом сне было еще кое-что, но об этом Сэм рассказал только Джо Миллеру.
— Знаешь, этот человек, который клеил объявления... объявления, возвещавшие о создании великого Корабля... он обернулся — и я узнал себя! Я был двумя людьми одновременно в своем сне!
— Я не понимаю этого, Тэм, — сказал Джо.
Сэм махнул на него рукой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Двадцать шестая годовщина Дня Воскрешения стала той датой, когда колеса «НЕНАЕМНОГО» впервые вспенили воду. Это произошло спустя час после утреннего разряда грейл-стоунов, наполнившего чаши завтраком. Кабель и полусфера, снимающая энергию с грейлстоуна, были убраны; кабель смотали через специальное отверстие в носовой части судна и уложили в трюм. Чаши зарядили на камне, расположенном милей севернее, и доставили на большое судно на паровом вооруженном катере-амфибии «Не вешать объявлений». И сказочный Корабль, сверкая белыми бортами с красной, черной и зеленой отделкой, двинулся в канал, а из него — в Реку, оставляя по правому борту огромный волнорез. Это сооружение специально предназначалось для того, чтобы течение не развернуло Корабль на юг или не унесло обратно в канал.
Под резкие звуки свистков, звон колоколов, ликующие крики пассажиров и огромной толпы на берегу, под мерный грохот гигантских колес, ударяющих о воду, Корабль величаво вышел в Реку.
«Ненаемный» имел в длину четыреста сорок футов и шесть дюймов. Его ширина — в том месте, где располагались колеса — составляла девяносто три фута. Осадка при средней загрузке судна равнялась двенадцати футам. Гигантские электромоторы, вращавшие колеса, развивали мощность в десять тысяч лошадиных сил и давали достаточно энергии для прочих нужд экипажа. Теоретически, максимальная скорость могла достигать сорока пяти узлов в спокойной воде. Двигаясь против течения, скорость которого составляла пятнадцать миль, Корабль будет проходить тридцать миль в час; двигаясь по течению — шестьдесят. «Нена-емный» отправится к верховью реки со средней крейсерской скоростью пятнадцать узлов относительно берега.
На Корабле было четыре палубы: так называемая машинная палуба, главная, штормовая и посадочные площадки. Капитанский мостик находился на переднем крае штормовой палубы; за ним тянулась длинная надстройка, в которой располагались каюты капитана и старших офицеров. Мостик был двухъярусным и возвышался впереди двух тридцатифутовых тонких дымовых труб. Файбрас возражал против их установки, так как дым от больших котлов (используемых только для подогрева воды и подачи пара к пулеметам) можно было направить в сторону от борта судна. Но Сэм фыркнул и заявил:
— Какое мне дело до сопротивления воздуха? Мне нужна красота! И мы добьемся красоты! Разве кто-нибудь слышал о Корабле без высоких, стройных дымовых труб? Разве у вас нет души, друг мой?
На Корабле было шестьдесят пять кают размером двенадцать футов, с откидными койками, столами и складными сиденьями. В каждой каюте имелся туалет и умывальник с горячей и холодной водой, на шесть кают приходилась одна душевая. Три больших салона располагались в надстройке, на штормовой и на главной палубах. В них находились большие столы, столики для игры в карты, гимнастические снаряды, киноэкран и сцена для театральных представлений. В салоне на главной палубе даже было специальное возвышение для оркестра.
Верхний ярус капитанского мостика украшали дубовые столы и резные кресла, обтянутые красной, белой и черной кожей речного дракона. Штурман сидел в большом вращающемся кресле перед панелью управления. На ней располагались небольшие телевизионные экраны, с помощью которых он мог контролировать важнейшие узлы Корабля. Рядом находился микрофон, позволяющий штурману связаться с любым человеком команды. Управление Кораблем осуществлялось с помощью двух рычагов на небольшом подвижном пульте, связанных с левым и правым гребными колесами. Впереди блестели экраны радара для ночного плавания и эхолота: последний позволял измерять глубину Реки. Тумблер на приборной панели включал автоматическое управление, хотя по правилам штурман все время должен был находиться на посту.
Сэм был одет в белый кильт и белый плащ; на ногах — белые сандалии, на голове — белая офицерская фуражка из кожи и пластика. На белом поясе висела кобура с тяжелым четырехзарядным пистолетом «Марк-2» и десятидюймовый кортик в ножнах.
Он расхаживал по рубке с большой зеленоватой сигарой во рту и наблюдал за штурманом Робертом Стайлсом, впервые усевшимся перед панелью управления. Стайлс, старый рулевой с Миссисипи, теперь выглядел пригожим парнем и хотя никто не мог назвать его лжецом, он, подобно всем морякам, был склонен к преувеличениям. Когда он появился тут года два назад, Сэм подскочил от радости и даже пустил слезу, хотя такое случалось с ним нечасто. Он знал Боба Стайлса еще с тех времен, когда оба они плавали по Миссисипи.
Стайлс нервничал, как любой на его месте, впервые взявшийся за рычаги управления — даже сам Исайя Селлерс, лучший капитан на Миссисипи, имевший стальные нервы. Правда, управление Кораблем не отличалось большой сложностью. С ним мог справиться даже одноглазый учитель воскресной школы в состоянии изрядного подпития или шестилетний ребенок, дотянись он до рычагов. Чтобы увеличить скорость, надо подать рычаг вперед; в среднем положении колеса останавливались; движение назад включало задний ход. Чтобы повернуть влево, следовало слегка потянуть на себя левый рычаг и подать вперед правый; для правого поворота — сделать все наоборот. Но, естественно, нужна была некоторая практика, чтобы добиться необходимой координации движений.
