Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера
Он сел на пол, привалился к стене и зарыдал.
2
За прошедшие годы господин Ион сильно переменился. Раньше он носил высокие сапоги на толстой подошве, чтобы грязь не заливалась внутрь, когда бредешь по тротуару в дождь, а теперь носил короткие щегольские сапожки на высоком каблуке, чтобы удобнее пихать ногу в стремя. Господину Иону почти не приходилось ходить пешком, разве что если захочется прогуляться по хорошей погоде. Но такого странного хочется нечасто.
Раньше господин Ион не выделялся в городской толпе, человек как человек, свободный, это сразу видно, но не родовитый и не особенно богатый. А теперь совсем другое дело! Как нарядится в парадный камзол, как нахлобучит берет со страусовым пером — сразу видно, дворянин! Не потомственный, правда, но это дело поправимое, вот допишет Мюллер свой трактат, как начнет ученая общественность петь дифирамбы, как посыплются из императорского дворца награды, тут уж не зевай! Впрочем, прозевать такое будет непросто, заслуги Иона неоспоримы — не возьми он Мюллера в знахари, так и прозябал бы Мюллер очередным разорившимся дворянчиком, пока не спился бы. Или пока кто-нибудь другой не взял бы его в знахари, и тогда упала бы вся благодать не на больницу Всех Святых, а на какую-нибудь другую больницу, не приведи господи. Хорошо Ион сделал, что не прогнал Мюллера, пока тот был молод и ничем не знаменит. Вовремя заметил, что парню суждено большое будущее. Какой же Ион молодец!
Здесь надо отметить, что воспоминания Иона о первой встрече с Мюллером с каждым годом становились все более подробными и развесистыми. Первоначальное содержание той беседы давно улетучилось из памяти Иона, и если бы кто-нибудь сказал ему, что Мюллер фактически предложил Иону организовать мошенническую шайку, типа, я буду делать вид, что лечу людей, и вытягивать из них деньги, а ты учи меня лечить людей по-настоящему, так вот, если бы кто-нибудь Иону такое сказал, Ион возмутился бы, стал бы кричать, размахивать руками, притом искренне, он ведь уже давно решил, что все было иначе. Пришел парнишка с огнем в глазах, Ион сразу понял — великий знахарь получится из этого парня! И не было никакого мошенничества, Ион всегда верил в великую силу медицины, не когда Мюллер стал действующие лекарства придумывать, но и раньше тоже верил, с самого начала, никогда Ион не считал медицину просто способом облегчать чужие карманы. И когда Мюллер предъявил то самое первое лекарство от лихорадки, Ион вовсе не стал глупо смеяться и говорить, дескать, мы теперь с лохов станем сдирать вдесятеро, и неправда, что Ион не сразу поверил, что лекарство реальное, Ион прозорливый, он сразу поверил, не зря ему боги благоволят!
Ион не догадывался, что Мюллер был убежден, что Иона одолевает преждевременное старческое слабоумие, и что Мюллеру иногда хотелось отделить голову главврача от шеи и посмотреть, к какому из двух видов это слабоумие относится: когда сонные артерии забиваются жирной дрянью или когда само мозговое вещество разжижается, скукоживается и загнивает. В такие моменты Мюллер глядел на Иона характерным внимательно-испытующим взглядом, и Ион думал, что этот взгляд выражает уважительное почтение.
Но нельзя сказать, чтобы Ион завидовал Мюллеру. Нет, нет и еще раз нет! Не зря говорится в писаниях, что если боги что-то дают, то что-то другое обязательно отнимают. Да, Мюллер великий ученый, снискавший всемирную славу, но по жизни он почти сумасшедший! Иногда ему удается спасать обреченных на смерть, но видели бы люди, с каким лицом он мертвяков режет! А если найдет в мертвяке что-нибудь научно значимое… Брр…
В куртуазных беседах ученость иногда сравнивают с благовонием, а иногда со светом фонаря, разгоняющего тьму невежества. Оба эти сравнения справедливы, и оба глубже, чем кажутся на первый взгляд. Помимо прочих смыслов, метафоры намекают, что все хорошо в меру: и запах, и свет, и ученость. Если нечаянно сунешь нос прямо во флакон с благовонием, потом целый час будешь чихать, пока не прочихаешься. Аналогично, если приблизить глаза к фонарю вплотную, потом будешь долго моргать, пока не проморгаешься, а в малых дозах и благовоние, и свет очень даже приятны и полезны. Так и ученые мужи — издали кажутся достойными всяческого подражания и почитания, а посмотришь вблизи — говно говном, прости господи. Поэтому общаясь с гением, важно держаться на оптимальном расстоянии, не приближаться слишком близко. Но не слишком далеко, чтобы не уклониться невзначай от золотого дождя, изливаемого на гения богами и владыками. Многие недооценивают этот дождь, но Ион не из их числа, Ион знает, что Мюллер обеспечивает от четверти до половины дохода всей больницы, это как курица, несущая золотые яйца, такой субъект имеет полное право иметь странности.
А странностей у Мюллера хватает. Традиционную знахарскую мантию не носит, ходит по больнице в обычной повседневной одежде. А когда занимается хирургией либо трупосечением — одевается в особый халат, который некогда был белого цвета, а теперь весь в бурых пятнах, волосы обматывает банданой, ходит по больнице как пират, людей пугает. Со временем, впрочем, люди к нему привыкли, перестали пугаться и стали воспринимать встречу с Мюллером как доброе предзнаменование. Одно время среди пациентов даже появилась мода падать перед Мюллером на колени либо ниц и просить благословения. Мюллер от этого зверел, начинал ругаться, мог отвесить пощечину, а пациенты только радовались, потому что именно брань и тумаки они считали в данном случае благословением. Дикие люди, что с них взять.
А еще Мюллер имел дурную привычку, разрезав мертвяка и найдя внутри интересную деталь, тащить ее из подвала к себе в кабинет не в обход по темным лестницам, а прямо через отделения. Сколько раз бывало: стоит очередь к знахарю, из кабинета камлание слышится, пациенты все такие серьезные, губами шевелят, молятся, тоже готовятся болезнь изгонять, как вдруг появляется не то пират, не то палач, весь в кровище, а на плече держит отрезанную человеческую ногу, и насвистывает себе под нос что-то веселое. В прошлом году одна бабка увидела Мюллера в таком виде, ахнула, упала, где стояла, и собралась помирать. Но Мюллер не растерялся, напрыгнул на бабку, стал мять ей грудь и целовать в губы, бабка закашлялась, задергалась и ожила. А Мюллер подобрал отрезанную ногу и потопал дальше по своим делам. А бабка встала, покряхтела немного и вдруг завопила, что в спине у нее ничего не болит, не хрустит и не сводит, и что великий знахарь ее исцелил, притом, что необычно, бесплатно. Произнеся эти слова, бабка осеклась, задумалась, а потом как-то резко пошла прочь. Так и свалила, ничего не заплатив.
