Сергей Малицкий - Легко (сборник)
— Разве он уехал так надолго? — удивляюсь я.
— Навсегда, — продолжает улыбаться Дина. — Пятнадцать лет назад вместе с Риткой. В штаты. Ты представляешь меня, идиотку? Я даю этому рязанскому остолопу свою замечательную еврейскую фамилию. Я оформляю с ним фиктивный развод, чтобы решить этот ненавистный квартирный вопрос. Я верю ему, как последняя дура. А он подхватывает мою лучшую подругу и уезжает в штаты. Ты можешь это себе представить? Нет, ты скажи еще, что ничего не знал.
— Знал, конечно, — лгу я.
— Неужели не знал? — она подползает ко мне, прижимается, закидывает на меня горячую ногу и трется, трется о мое бесчувственное тело, проваливающееся в небытие.
— Да нет. Конечно, знал! — восклицаю я.
— А я не знала, — грустно говорит Дина.
— Куда… ты пропала? — спрашиваю я. — Я искал тебя.
— Никуда, — отвечает Дина. — В больницу. Нервный срыв у меня был. К тому же, мы квартиру успели разменять. Он даже умудрился продать ту, которая как бы отходила к нему. Но я на него не в обиде. Теперь. Пишет. Звонит. Деньги присылает. Помогает, да я и сама не бедствую. Петька прошлое лето у него гостил. Осенью поедет к отцу. Учиться будет там.
— Процветает?
— Процветает, — говорит Дина, — только это на нашем уровне. На их уровне нормально. Хотя теперь и здесь десятки тысяч слаще живут. Но там спокойней. Вкалывает день и ночь.
— А Рита?
— И она вкалывает. Дает уроки музыки. Играет на каких-то местных сборищах. Ты представляешь, они даже в иудаизм перешли. Кстати, знаешь? Теперь Ритка мою фамилию носит. Звонила. Я, говорит, теперь тебе как сводная сестра.
— Обо мне ничего не хотела узнать? — спрашиваю я.
— Ничего, — отвечает Дина. — У нее уже двое детей от Кирилла. Две девочки. Кэтти и Саманта. Обе американки. Да они и сами уже американцы.
Дина смотрит на меня. Смотрит с нежностью, но жестко. Держит меня взглядом, чтобы не дать выпасть из гнусной реальности.
— По крайней мере, она жива, — пытаюсь пошутить я.
— Не вполне, — серьезно говорит Дина, — еле выкарабкалась четыре года назад. Рак у нее был. Хорошо, что вовремя диагностировали. Отняли левую грудь.
Я пытаюсь закрыть глаза, но не делаю этого, потому что боюсь потерять контроль над собой. Я смотрю сквозь лицо нахмурившейся Дины и вижу худое мальчишеское тело Ритки, изуродованное страшным шрамом на месте левой груди, и думаю, что я продолжал бы любить ее даже и в том случае, если бы она была вся покрыта такими шрамами.
— Ты все еще любишь ее, — с осуждением говорит Дина. — Это слюнтяйство.
— А ты простила ее? — спрашиваю я.
— Простила, — говорит Дина. — Кирилла не простила. Да и то… Петька ведь.… А ее простила. После всего. К тому же, она женщина. А женщина не властна над собой. Женщина во власти инстинктов. Ее инстинкт не подвел.
— А тебя? — смотрю я в ее глаза.
Дина замолкает, протягивает руку и гладит меня по лицу, высвобождая из-под одеяла маленькую, почти девическую грудь. Я смотрю на нее и чувствую, что кто-то, стоявший до сей поры у меня над душой, вскидывает старинное мушкетное ружье, стреляет в мое прошлое, но попадает в удаленную Риткину грудь. Дина подбирается ко мне снова, ловит губами мои губы и увлекает меня за собой.
— Дина, — повторяю я, стараясь не назвать ее Ритой.
— Не спеши, — отвечает Дина. — Что ты? Торопыга. Медленнее. Вот так. Мы никуда не торопимся…
Утром я диктую ей адрес, называя другую улицу и другой номер дома. Называю номер телефона, меняя местами последние цифры. Она говорит, что была еще два раза замужем, но неудачно. Она хвалит мою повесть, которую случайно удалось напечатать лет десять назад и которая не вызывает теперь у меня ничего, кроме удивления и легкой досады. Я отмечаю, как прекрасно она выглядит, но вижу, что ее прекрасная оболочка — это скорлупа, из которой через шесть-восемь лет вылупится стареющая несчастная женщина. Все. Я ухожу.
— Ты вернешься? — спрашивает она в дверях.
— Вернусь, — лгу я. Она грустно улыбается, потому что чувствует ложь. Дверь хлопает. Я спускаюсь вниз.
15Никто не любит слабых и обиженных. Негодяй с разбитым кулаком, хоть выставленным напоказ, хоть спрятанным в глубокий карман, ни у кого не вызывает эмоций, если только он не начнет размахивать им перед чужим лицом. Его жертва с синяком в пол-лица заставляет окружающих брезгливо отводить глаза и скорбно поджимать губы. Пока я доехал до своей станции, с десяток раз наткнулся на неприязненные взгляды и наслушался невнятного шепота за спиной. Действительно, какие еще предположения может вызвать ранним понедельничным утром худощавый тип в несвежих джинсах и футболке и в огромных безвкусных очках, со следами бурно проведенных выходных на лице? Только и остается, что ускорить шаг и резво попрыгать по ступеням движущегося эскалатора, оставляя за спиной и взгляды, и шепот, и возможные оскорбительные реплики.
Я вошел в родной дворик, миновал «Ауди» и «Пассат», не вызвавшие вчерашнего интереса, прошел мимо Степаныча, поприветствовавшего меня бодрым «Хайль» и поднялся к себе. На автоответчике оказались несколько вопросительных восклицаний Верки и Вовчика и медленное замечание приятеля из Питера с не вполне цензурным текстом, напоминающим по смыслу: «Я приехал на один день, сейчас у мамы, а ты опять где-то на капустных грядках? Там тебе и место.» Сбросил одежду и полез в душ. Человек — слуга собственных иллюзий. После душа мне показалось, что я стал не только чище, но и лучше. В дверь позвонили. Я накинул застиранный махровый халат и посмотрел в глазок.
У двери стоял Алексей. Я открыл и, пригласив его войти, начал торопливо убирать с пола матрац. Он стоял и молча смотрел куда-то в сторону, словно и не собираясь предпринимать хоть какое-то шевеление пальцами, хотя бы догадаться, зачем одинокий снайпер оборудовал себе лежак на двух квадратных метрах напротив его жилища. Впрочем, это неважно. Он пришел ко мне сам. И, кажется, не настроен бить меня сразу. К тому же, это мы еще посмотрим, кто кого. Я жестом пригласил его в комнату и побежал на кухню, где свистящий чайник настоятельно требовал моего присутствия.
— Чай или кофе? — крикнул я ему с кухни. — Я умею делать настоящий турецкий кофе!
— А какой у вас чай? — отозвался Алексей.
— Английский!
— Давайте чай. Только, пожалуйста, заварите в чайнике. И не пакетиками.
Я вошел в комнату через минуту и обнаружил его стоящим посередине моего непритязательного жилища. Он медленно вращал головой, обозревая скудный интерьер.
— Вы программист? — спросил он, кивнув головой на компьютер.
