Филип Дик - Доктор Бладмани, или Как мы стали жить после бомбы [litres]
Тонкое лицо фока расплылось в улыбке.
— Все равно будь осторожен, — повторил Стокстилл.
— Да, сэр, — послушно сказал фокомелус, — я попытаюсь. Мне не повезло с совой, но я не виноват. Я вовсе не хотел, чтобы меня вытошнили. Это была идея совы.
Стокстилл думал: сейчас-то у тебя появились свои собственные идеи. Я могу видеть разницу. И это очень важно. Он снова начал говорить в микрофон:
— Уолт, это доктор Стокстилл. Я все еще пытаюсь связаться с вами. Думаю, мы можем многое сделать, чтобы помочь вам решить ваши проблемы, если вы поступите, как я вам говорю. Я думаю, мы попробуем сегодня свободные ассоциации, попытаемся найти подоплеку вашего напряженного состояния. В любом случае это не причинит вам вреда. Думаю, вам стоит согласиться.
Из динамика слышались только помехи.
Это безнадежно, думал Стокстилл. Стоит ли продолжать?
Он снова нажал кнопку микрофона:
— Уолтер, тот, кто захватил власть над сателлитом, сейчас мертв. Поэтому вам не надо беспокоиться об этом. Когда вы будете достаточно сильны, я расскажу вам все более подробно. Идет? Вы согласны?
Он слушал. Снова одни статические разряды.
Фок, катавшийся взад-вперед по комнате, похожий на грузного, посаженного в коробку жука, сказал:
— Теперь, когда я выбрался наружу, я могу ходить в школу?
— Да, — прошептал Стокстилл.
— Но я уже много знаю, — сказал Билл, — я слушал вместе с Эди, когда она сидела в классе. Я не хочу возвращаться назад и повторять, я могу учиться дальше, как она. Разве не так?
Стокстилл согласился.
— Интересно, что скажет мама? — продолжал фок.
— Что? — спросил неприятно пораженный Стокстилл, не сразу поняв, кого фок имеет в виду. — Она уехала, — сказал он. — Бонни уехала с Джиллом и Макконти.
— Я знаю, что она уехала, — печально сказал Билл, — но разве она не вернется когда-нибудь?
— Может быть, и нет, — сказал Стокстилл. — Бонни — странная женщина, очень неугомонная. Не стоит на нее рассчитывать.
И лучше б ей не знать, сказал он себе. Ей было бы крайне трудно, она ведь даже не догадывалась о тебе. Знали только Эди и я. И Хоппи. И сова, усмехнулся он.
— На сегодня хватит, — вдруг сказал он. — Хватит попыток связаться с Дейнджерфильдом. Может быть, как-нибудь в другой раз.
— Я понимаю, я расстроил вас, — сказал Билл.
Стокстилл кивнул.
— Извините, — продолжал фокомелус, — я тут тренировался и не знал, что вы придете. Я не хотел вас расстраивать, все произошло внезапно, ночью — я поднялся туда и протиснулся в щель под дверью, прежде чем Хоппи догадался, а затем я был уже слишком близко от него.
Увидев выражение лица доктора, он замолчал.
— Это просто непривычно для меня, — прошептал Стокстилл, — я, конечно, знал, что ты существуешь, но все-таки…
Билл сказал гордо:
— Вы не знали, что я умею переходить?
— Нет, — ответил Стокстилл.
— Попытайтесь снова поговорить с Дейнджерфильдом, — сказал Билл, — не оставляйте попыток связаться с ним, потому что я знаю — он там. Я не расскажу вам, откуда я знаю, потому что от этого вы расстроитесь еще больше.
— Спасибо, — сказал Стокстилл. — За то, что ты не рассказываешь мне.
Он снова прижал кнопку микрофона. Фок открыл дверь и выехал на дорогу; здесь его «мобиль» остановился, и фок в нерешительности посмотрел назад.
— Ступай, поищи лучше свою сестру, — сказал Стокстилл, — я уверен, она обрадуется.
Когда он в следующий раз взглянул на дорогу, фок уже уехал. «Мобиля» не было видно.
— Уолт Дейнджерфильд, — сказал Стокстилл в микрофон, — я собираюсь сидеть здесь и пытаться связаться с вами до тех пор, пока вы не ответите или я не пойму, что вы мертвы. Я не утверждаю, что у вас нет настоящего физиологического недомогания, но я утверждаю, что частично причина его заключается в вашем психическом состоянии, которое, по общему мнению, во многих отношениях плохое. Разве вы не согласны? После того, через что вы прошли, увидев, что ваши приборы не подчиняются вам…
Далекий голос из динамика лаконично сказал:
— Ладно, Стокстилл. Давайте попробуем ваши «свободные ассоциации». Хотя бы для того, чтобы не доказывать вам путем неявки в суд, что я действительно безнадежно болен физически.
Доктор Стокстилл облегченно вздохнул:
— Наконец-то. Вы слышали меня все время?
— Да, дорогой друг, — сказал Дейнджерфильд, — я удивлялся: на сколько вас хватит. Видимо, навечно. Вы, доктора, люди настойчивые — если не сказать больше.
Откинувшись назад, Стокстилл нервно затянулся отборной сигаретой «Золотой ярлык» и сказал:
— Можете вы лечь и устроиться поудобнее?
— Я лежу, — ехидно сказал Дейнджерфильд, — и, между прочим, уже пять дней.
— И вы должны лежать неподвижно и совершенно расслабиться, — продолжал Стокстилл.
— Знаем, знаем, — сказал Дейнджерфильд. — Представьте себе, что вы лежите на поверхности соленой воды — так, да? И что, мне подробно останавливаться на кровосмесительных тенденциях раннего детства? Дайте-ка вспомнить… Доктор, я вижу мою мать, она расчесывает волосы перед трюмо. Она очень красивая… Простите, нет, я ошибся. Это сцена из фильма с Нормой Ширер. Самое позднее шоу по телевизору.
Он негромко рассмеялся.
— Ваша мать была похожа на Норму Ширер? — спросил Стокстилл. Он уже взял карандаш и бумагу и начал делать заметки.
— Больше на Бетти Грэйбл, — сказал Дейнджерфильд, — если вы такую помните. Но может быть, это было еще до вашего рождения. Я ведь стар, мне почти тысяча лет… здесь дни долгие.
— Продолжайте, — сказал Стокстилл, — говорите все, что придет в голову, не контролируйте себя.
Дейнджерфильд сказал:
— Вместо того чтобы читать вслух великую мировую классику, может быть, мне стоит свободно поассоциировать на тему моих детских грешков, а? Интересно, заинтересуется ли этим человечество так же сильно? Лично я — просто очарован.
Стокстилл не смог удержаться от смеха.
— В вас есть что-то человеческое, — одобрил Дейнджерфильд, — это уже неплохо. Очко в вашу пользу.
Он рассмеялся своим прежним, знакомым смехом.
— У нас есть что-то общее: мы оба полагаем, что наши разговоры весьма забавны.
Уязвленный, Стокстилл сказал:
— Я хочу вам помочь.
— Да бросьте вы, — ответил знакомый голос, — это я помогаю вам, доктор. И в глубине вашего бессознательного вы отлично об этом знаете. Вам ведь нужно чувствовать, что вы снова при деле, так ведь? Когда в последний раз вы испытывали это чувство? «Просто лягте и расслабьтесь, а я сделаю остальное». — Он хихикнул. — Вы понимаете, конечно, что я записываю всю чушь, которую мы с вами несем, на пленку. Я собираюсь каждую ночь прокручивать ее над Нью-Йорком — там любят всякие такие штучки.
