Андрей Балабуха - Нептунова Арфа. Приключенческо-фантастический роман
Через четверть часа, когда Аль взобрался на палубу, Джайн кинул ему полотенце:
— Ну что там?
— Через десять минут. Я взрыватели на девятнадцать ноль-ноль поставил. А где чемодан?
— На месте, — не сморгнув глазом ответил Джайн.
Аль спустился в каюту, но через минуту пробкой вылетел оттуда. Лицо у него было таким, что Джайн не на шутку испугался.
— Где чемодан?
— Выкинул я его, болван, выкинул, чтобы ты нас всех не угробил!
— Кретин! Сам ты нас угробил! — завопил Аль, и Линда с Робертой, мирно дремавшие на солнышке, вскочили от этого дикого крика.
— Пять минут, слышишь, пять минут осталось, некогда уже нырять, понял? Не успеть. Угробил ты нас, сукин сын!
— Почему? — не понял Джайн.
— Руби стропы, болван, не болтай языком! — прикрикнул Аль, и Джайн невольно повиновался этому невесть откуда взявшемуся командирскому тону. Он кинулся на нос, мгновенно перерезал стропы, связывавшие яхту с тридакной. Тем временем взревел запущенный Алем двигатель. Круто развернувшись, яхта направилась к выходу из бухты.
— Ну, если не успеем, держись, — пообещал Аль. — Я из тебя отбивную сделаю, коли жив останусь…
— В чем дело? — снова спросил Джайн.
— Замолчи! Только бы успеть…
Но они не успели. Яхта — не гоночный катер. За кормой с грохотом вспух жуткий белый гриб, фонтан, взметнувшийся выше береговых скал. Яхту подбросило так, что Джайн, ухватившись за поручни, еле удержался на палубе. Ему показалось, что на миг даже киль очутился над водой, потом со страшным, гулким ударом судно снова рухнуло на поверхность, повалилось на борт… Больше Джайн ничего не видел — его зацепило сорвавшимся гафелем, и он потерял сознание.
Когда он пришел в себя, яхта качалась, но, понял он с облегчением, качалась на нормальной океанской волне.
— Счастлив твой бог, — сказал Аль. — Счастлив твой бог, что остались живы, хотя не знаю, надолго ли. Вставай!
Джайн с трудом поднялся. В голове гудело, и все плыло перед глазами; только собрав всю волю, ему удалось заставить мир снова стать резким и объемным.
— Что это было?
— У меня в чемодане, — охотно пояснил Аль с каким-то зловещим спокойствием, — всякой твари по паре было. И тротил, и тетрил, и гексоген, и октоген, тэн, габровит и фульгуратор-рекс. И взрыватели разные. В том числе — детонационные. Они и сработали. Понял? Когда мои пакеты под тридакной сработали, весь чемодан рванул. Ясно? А теперь иди и проверь, ты в этом лучше разбираешься, что с яхтой. Я ее из залива вывел, а дальше… А ну марш!
Кажется, все обошлось. Литой титанопластовый корпус выдержал, не дал трещины, во всяком случае, течи не обнаружилось нигде. Остальное можно было заменить или починить сравнительно легко. Можно сказать, легким испугом отделались.
Когда Джайн сказал об этом остальным, на лицах женщин выразилось облегчение, но не такое, какого можно было бы ожидать. Не понимали они, чем могло все это грозить, что ли? Зато Аль подошел к Джайну и коротко спросил:
— Точно?
— Да, — преодолевая тошноту, подступавшую к горлу, ответил Джайн. — Сейчас поднимем запасной гафель, паруса поставим — и все.
Они управились за двадцать минут. Поставили все паруса, какие только можно было — главное, подальше от острова отойти. Черт его знает, а вдруг обитаемый? А вдруг они там взрывом своим… Если погоня? Патруль? Рыбы-то они поневоле наглушили — будь здоров…
Когда яхта легла на курс и устремилась от Фрайди-Айленда, Аль подошел к Джайну и коротко, зло ударил. Дважды — в солнечное сплетение и в лицо. Джайн, скорчившись, повалился на решетчатые пайолы кокпита, ощущая во рту соленый вкус крови.
— Это тебе задаток, — сказал, стоя над ним, Аль. — А придем на Тонга — будет и расчет.
10
На протяжении последних часов Аракелов от всей души жалел, что он не археолог, что никогда всерьез раскопками не интересовался и большую часть скудных познаний в этой области почерпнул даже не из популярных книг, а из досужих разговоров во время недолгой своей работы с подводными археологами на Иберийском шельфе. Было это лет двадцать назад, и в памяти уцелело, увы, очень и очень немногое, причем как раз то, что сейчас ему пригодитьс никак не могло. Окажись теперь здесь, рядом с Аракеловым, кто-нибудь из тех ребят… Постой-ка, как же их звали?.. Ну хоть Пашка Корнев, например, — наверняка смогли бы они объяснить, кто, когда, как и зачем рисовал на тщательно выровненных стенах Колонного храма эти фрески, чуть потускневшие, покрывшиеся сетью мельчайших трещин, но все равно живые. И что означают эти круги, составленные из дельфиньих силуэтов — каждый не крупнее селедки, а круг — метра три диаметром?.. Или вот эта рожа, каменно-холодная, с жутким, лягушачьи-щелевидным… нет, не ртом — пастью?
Водя по стене лучом фонаря, Аракелов переходил от изображения к изображению и, чувствуя себя этаким бездельником-экскурсантом, раздражалс на незнание и непонимание свое, злился, но оторваться не мог. Картины (или фрески — чем они, собственно, отличаются?) занимали не всю площадь стен, а были разбросаны в кажущемся беспорядке, за которым, однако, Аракелов начинал ощущать некую систему, неясную пока, но все же закономерность. Если он прав, следующий рисунок должен быть метрах в пяти правее. Ну-ка…
Он совсем уже собрался было переменить позицию и проверить, подтвердится ли догадка, когда пол под ногами судорожно дернулся, скорее даже — вздрогнул, как вздрагивают от боли или от испуга. Толчок не был сильным, во всяком случае, не показался Аракелову таковым, но сверху, с потолка, с шумом обрушились осколки, пыль, какой-то каменный прах. По колонне ближайшего сталагмита зазмеилась трещина. Другая пересекла рожу на стене — казалось, тонкий, безгубый рот приоткрылся в злобной ухмылке…
Так!
Аракелов обессиленно опустился на утрамбованный песок пола. Значит, все. Значит, кончено. Значит, зря.
Ай да Ганшин! Крепок оказался Николай Иванович, крепче, чем Аракелов мог предположить. Начал все-таки свои взрывы. Не побоялся. Ждал, ждал, ведь утром собирался начать, а сейчас уже вечер. Но все-таки рванул. Серьезный мужчина — недооценил его Аракелов, недооценил!
Толчков больше не было. И тут Аракелов сообразил, что не знает, должны ли они повториться, как предусматривалось программой ганшинских испытаний: взрывать все заряды одновременно или последовательно, по одному? Прошло пять, десять, пятнадцать минут — тишина. Значит, все. Ждать больше нечего.
А впрочем, какая разница? Кончилась аракеловская эскапада. Впустую кончилась. Ничему он своей дурацкой демонстрацией не помешал, себя только в идиотское положение поставил. Хотя какое это имеет значение?! Ведь не в нем же, не в Аракелове суть — в Арфе.
