Майк Резник - Черная Леди
Кобринский утвердительно кивнул.
— Они работают, как проводник, от реактора к полотну.
— Полотну?
— К небу, мистер Хит, — ответил Кобринский, довольно улыбаясь. — К Небу.
В течение следующих двадцати минут он продолжал отдавать команды, что-то регулировать, менять свои распоряжения, жонглировать векторами и углами. Наконец он на шаг отступил от машин, повернулся к нам и объявил:
— Уже почти готово.
— Куда смотреть? — спросил Хит.
— Все окна специально обработаны, — ответил Кобринский. — Можете смотреть в любое.
Он помолчал.
— Если не выходить из бункера, опасности нет, но лучше все-таки влезьте в защитные костюмы, просто для перестраховки.
— Какие защитные костюмы? — спросил Венциа.
— Да, верно: когда я о них говорил, вас тут не было. Когда начнутся взрывы, вся планета получит смертельную дозу радиации, — он подумал. — Здесь вам ничто не грозит.
— Но как я вернусь на корабль?
— У меня где-то завалялся запасной костюм. Откопаем, когда соберетесь уходить.
— Может, лучше мне сейчас сходить на корабль и найти свой собственный? — предложил Венциа.
Кобринский пожал плечами.
— Как хотите. Найдете дорогу в темноте? У Солитера лун нет.
Венциа на мгновение растерялся.
— Не уверен, — признался он. — Наверное, я все-таки останусь здесь и возьму у вас костюм взаймы, когда нужно будет уходить.
— Отлично.
Мы с Хитом облачились в экранированные защитные костюмы. Тут я заметил, что Кобринский не надел рукавицы, и указал ему на недосмотр.
— В них неудобно манипулировать, — ответил он. — А иногда в последние секунды требуется ручная регулировка.
Он повернулся к компьютерам и снова начал распоряжаться, произнося одни математические формулы, которых я абсолютно не понимал.
— Теперь скоро, — сказал он, не отрывая взгляда от оборудования.
Мы все трое подошли вплотную к одному из окон и уставились в тихое ночное небо.
— Еще немного, — пробормотал он, произнося последнее уравнение. — Теперь внимание — пуск!
Я во все глаза смотрел в окно. Сначала ничего вроде бы не происходило.
Потом, медленно, постепенно, воздух стал ощутимо густеть, и я различил, как возникают вихревые узоры, ставшее зримым молекулярное движение.
Сверкнула молния, непохожая на все молнии, которые я до сих пор видел, она не рассеялась, а осталась в небе, изогнувшись огненной кривой. Еще одна молния — еще одна линия рисунка. Вихри электрической энергии вместо грунта, сияющие ионизированные молекулы вместо красок, новые штрихи молний — и вдруг перед моим потрясенным взором стало приобретать форму лицо Черной Леди.
В следующее мгновение ее лицо заняло все небо, печальные глаза сияли светом дальних туманностей, звезды делали белые зубы еще белее, в волосах, волнующихся темным облаком, мерцали крошечные точки звездной пыли. Потом начались взрывы, невообразимое высвобождение энергии, и ее лицо заиграло бликами.
— Невероятно! — воскликнул я.
— Никогда не видел ничего подобного, — добавил Хит благоговейно.
— Рот не получился, — сказал Кобринский и опять повернулся к машинам. — Если бы удалось поймать выражение губ, так, словно она вот-вот заговорит…
Он стал регулировать вручную.
— Сколько это продержится? — спросил Венциа.
— Секунд через десять начнет терять цельность, — сказал Кобринский, нажимая на кнопки и манипулируя векторами. — Проклятие! Все еще не так, и уже пропадает! Не успеваю регулировать!
— Но оно вовсе не распадается, — заметил Хит.
— Сейчас распадется.
Мы все не отрывали глаз от картины.
— Если на то пошло, я бы сказал, что изображение становится ярче, — заметил Хит.
Кобринский подошел к окну и смущенно нахмурился, глядя на свое творение.
— Не понимаю, — сказал он. — Она уже должна гаснуть и исчезать.
— Но она не исчезает.
— Тогда я еще успею дорисовать губы! — взволнованно воскликнул Кобринский.
Он бросился к машинам и нажал еще несколько кнопок.
— Вышло! — триумфально вскричал он, опять оказываясь с нами у окна.
И действительно, на космическом полотне теперь сияло совершенное во всех деталях изображение Черной Леди. Она казалась совсем настоящей, и я поймал себя на том, что уже прислушиваюсь к словам, готовым сорваться с ее губ.
А потом, так естественно, что лишь через несколько секунд я понял, что происходит, ее губы шевельнулись.
— Владимир, — прошептала она с небес, и горы содрогнулись. — Иди ко мне.
— Вы слышали? — спросил Кобринский со сверкающими от возбуждения глазами.
— Иди ко мне, Владимир, — пропела она, и бункер дрогнул, а машины жалобно и протестующе взвыли.
— Значит, это все-таки был сон, — пробормотал я ошеломленно, поняв, что она зовет только Кобринского.
Кобринский, как загипнотизированный, пошел к двери. Венциа схватил его за руку.
— Нет! — заорал он. — Сначала я задам свой вопрос!
Кобринский шевельнул плечом, и Венциа отлетел в дальний угол.
— И куда вы собрались? — спросил Хит.
— К ней, — невозмутимо ответил Кобринский.
— Если открыть дверь, Венциа умрет — и вы тоже, если не наденете рукавиц.
— Она не причинит мне вреда, — ответил Кобринский.
— Но ее там нет! — резко произнес Хит. — Вы выйдете в радиоактивную печь!
— Владимир, — прошептала Черная Леди.
— Она меня зовет.
— Леонардо, скажите же что-нибудь!
— Она не Мать Всего Сущего, — тускло проговорил я, чувствуя легкое головокружение. — Она всего лишь Черная Леди.
— Что вы несете? — обозлился Хит.
Я повернулся к нему.
— Чего же она хотела от меня? — растерянно спросил я. — Не понимаю.
— Иди ко мне, Владимир, — шептала Черная Леди.
Кобринский открыл дверь.
— Нет! — вскричал Хит, прыгнув к нему в тщетной попытке остановить.
Он опоздал, и через мгновение сильный порыв ветра захлопнул дверь снаружи.
Мы оба кинулись смотреть к окну, и к нам присоединился Венциа с безобразным кровоподтеком на лбу.
Кобринский стоял примерно в пятидесяти ярдах от бункера, молящим жестом воздев руки к небу — и как раз перед тем, как начала рассеиваться картина, неизменно печальное выражение на лице Черной Леди растаяло, вдруг сменившись улыбкой. Я перевел взгляд туда, где стоял Кобринский, но его не было. Ничего не было.
— Где он? — спросил я озадаченно.
— Исчез, — сказал Хит и смущенно нахмурился. — Во всяком случае, мне кажется, что он исчез.
— НЕТ! — завопил Венциа, подбегая к двери и распахивая ее. — Вы не можете уйти! У меня есть вопрос!
— Не выходите, друг Рубен! — закричал я ему вслед. — Когда Кобринский открыл дверь, вы уже попали под облучение, у вас нет защиты!