Window Dark - Я - оборотень
Но сохраним мир от войны.
К капитализму не придем
И к коммунизму не пришли.
Вот так мы пакостно живем.
Эх, только б не было войны.
Мужик собрал жидкие аплодисменты, немного серебра, чуть порванный рубль и две новых пятерки. Он откашлялся и вытащил из кармана следующий листок, такой же измятый, как и первый.
Ну нет, была охота стоять здесь и слушать стишки. Я повернулся и с трудом выбрался из толпы. Соловья баснями не кормят, а значит, следовало как можно скорее выцепить свои продукты из камеры хранения.
Тревожно оглядываясь, я прошелся по огромному залу, по краям которого с чемоданами в руках толпились группы туристов. Ничто не возбудило моих подозрений. Я спокойно спустился в камеру хранения, благополучно извлек из ячейки кулек с продуктами и, преодолев лестничные ступеньки, вновь оказался в большом зале.
Здесь я вдруг обнаружил, что мое появление привлекло внимание трех парней восемнадцати-двадцати лет, явно не оборотней. Они быстро пробирались ко мне и, пока я сообразил, что это за мной, подошли почти вплотную. Разумеется, я бросился наутек (мне не привыкать — не в первый раз), парни — следом. Один мужик, видимо, принял меня за вора и, протянув руку, хотел схватить за воротник куртки, но я ловко обогнул его и оказался в зале ожидания.
Там я стал лавировать между креслами, стараясь увеличить отрыв. Это не помогло — преследователи не отставали, более того, они чуть не поймали меня в кольцо. Я готов поклясться, что это не оборотни, но кем бы они ни были, им нужна была именно моя персона.
Тогда я решил применить свой старый испытанный прием и, завидев подошедший троллейбус, маршрут которого проходил вблизи пустого дома, заскочил в салон. Но и на этот раз прием не сработал, как надо. Все трое успели запрыгнуть туда же, прежде чем водитель захлопнул двери. Двое тут же прислонились спинами к средней и последней двери, а третий, ехидно усмехаясь, встал рядом со мной. Он посматривал на меня с чувством хозяйского превосходства, намекая без слов, что может сделать со мной все, что ни пожелает…
… Паша, Хома и Ринат переводили дух после долгого бега. Пацан и правда оказался не дурак, но и Федя тоже дураком не был, раз сумел предусмотреть каждый его шаг (вот только обедать отправился не вовремя). Но как ловко пацанчик влетел в расставленные сети и теперь, понимая, что уйти ему уже не удастся, злобно рассматривал всех троих…
… Да, на этот раз мне не повезло. Моя хитрость не удалась, и я находился под пристальным наблюдением "святой троицы". Стоявший рядом со мной парень был высокого роста в ярко-голубых спортивных штанах «Пума» и олимпийке от темно-синего «Адидаса». Стоявший на выходе у средней двери низенький плотный парень был одет в красивую серую куртку со множеством ярких замочков и зеленые просторные джинсы. За такую фигуру у нас в учаге его обязательно прозвали бы «бочонком». Вообще-то вряд ли, лицо у него было невероятно борзым, он бы выбрал кликуху посолиднее. Третьего скрывали пассажиры, и я только изредка видел его рыжую макушку.
Проехав несколько остановок, я подумал, что неплохо бы уйти и на этот раз. Теперь предстояло выбраться из троллейбуса и запутать преследователей в бесконечных дворах. Беда в том, что я раньше никогда здесь не бывал.
И все же, решившись, я стал пробираться к передней, незаблокированной двери. Это явилось неожиданностью для моего сторожа, который полагал, что я уже осознал свое недостойное поведение и больше не буду рыпаться. Поэтому он слегка затормозил и бросился за мной с некоторым опозданием. В это время двери распахнулись, я мигом вылетел из троллейбуса. А выходивший следом мужик застрял в дверях, вытаскивая объемную сумку. Обозленный задержкой водитель мстительно закрыл двери и поехал. Мужик со своей сумкой остался в салоне, но там же остался и мой высокий сторож, который теперь растерянно выглядывал из окна.
От одного я отделался. Но оставались еще двое. Быстро свернув за угол ближайшего дома, я перемахнул через низенькую каменную оградку и спрятался за кустами, выставлявшимися из-за нее. Двое парней крутились на месте, оглядывая окрестности, буквально в пяти шагах от меня. Медлить было нельзя, и я ползком, по-партизански, стал пробираться, скрытый ровным рядом кустов. Дорога эта привела меня к церкви.
Церковь была так себе, не слишком большая, но вблизи оказалась довольно красивой. Вся она аккуратно была покрашена в голубой цвет. Над входом красовалась вмурованная в стену искусно выполненная икона. Изящная башенка взмывала в небо, такое же лазурное, как и она сама. Венчал церквушку позолоченный крест, ярко сверкавший на солнце.
Я нерешительно зашел внутрь. Ох, как много здесь оказалось людей: и верующих, и экскурсантов. Уютно и красиво — несмотря на такое скопление народа. Небольшое помещение полностью освещалось сотнями, тысячами электрических ламп в форме свечей. Были тут и настоящие свечи в специальных подставках — множество свечей. И иконы, иконы повсюду.
Больше я ничего разглядеть не успел, ибо возле меня уже стоял священник, опытным взглядом выделив страждущего человека из толпы, и участливо смотрел на меня.
— Что привело тебя в храм божий, сын мой? — ласково спросил он. Молнией промелькнула мысль в моей голове: "А если он укроет меня здесь, может, кончатся тогда мои страдания, может, здесь я обрету долгожданный покой?" Уставшими, полубезумными глазами взглянул я на священника. Крохотный огонек надежды вспыхнул в душе.
— Не таись, сын мой, господь выслушает и поймет.
А впрочем, мне уже нечего было терять.
— Видите ли, батюшка, я — оборотень…
В одну секунду, в один неприметный миг исказилось лицо священника.
— Прочь, — прошептал он. — Прочь из храма Господня.
Священник отшатнулся в испуге, а я стоял и смотрел на него с надеждой. Я еще ничего не понял.
— Верующие, прихожане, — завопил батюшка, — вышвырните паршивую овцу из стада божьего. Не дайте лукавому глумиться над нами в храме господнем.
Сразу же вокруг места, где я стоял, образовалась пустота. Сотни взглядов уперлись в том направлении, куда указывал трясущийся палец священника. А я все еще находился в каком-то оцепенении.
— Изыди, изыди, сатана! Прочь, прочь отсюда, детище дьявола! — взывал священник.
— Да че с ним разговаривать, — произнес кудрявый мужик в рубашке, из закатанных рукавов которой выставлялись накачанные волосатые руки. Грудь его также была открыта свежему воздуху, а на густом волосяном покрове солидно лежал золотой крестик.
— Спаси, господи, и сохрани, — крестился кто-то в толпе.