Window Dark - Я - оборотень
… Колбин и Соколов с мрачным спокойствием переносили все трудности путешествия в переполненном салоне городского Санкт-Петербургского автобуса. Огромная спина какого-то здоровяка надежно придавила их к боковому окну так, что ребра едва не трещали, вдавившись в поручень, тянувшийся вдоль стекла. Колбин и Соколов прилагали все усилия, чтобы удержать завоеванные позиции, но могучая спина на каждом толчке автобуса миллиметр за миллиметром сокращала пространство, отведенное милиционерам. Было нестерпимо душно, воняло бензином и потом, а мысль о Бахареве, сидящем сейчас в пустом, прохладном кабинете, становилась просто невыносимой.
И в этот момент Колбин услышал удивленный возглас Соколова. Повернув лицо, которое тут же оказалось приплюснутым к оконному стеклу, майор пристально вгляделся в прохожих.
Там, среди толпы, не обращая никакого внимания на троллейбусы и автобусы, проносящиеся мимо, шагал невысокий паренек в синих помятых брюках и светлой куртке с матерчатым верхом. Вполне обычный паренек. Он не кидался на людей, не сверкал глазищами, и даже если у него были клыки, то они сейчас прятались за плотно сжатыми губами. Он неторопливо шел по улице и ничем не выделялся среди окружавшей его толпы.
Но именно он был обнаружен мертвым в раннее апрельское утро, именно его убили полусеребряные пули, именно он так таинственно исчез из морга, и именно его фотография лежала сейчас в кармане у Колбина.
Стройная логическая цепочка, выстроенная майором, разрушилась в одну секунду, таяли, исчезая, звенья строгих реалий, казалось, Колбин сам стоит сейчас на грани обыденного перед входом в неизвестный мир — туда, в чью сторону направлялся оживший мертвец. А он вдруг свернул направо, промелькнул вдали под аркой и скрылся из глаз.
Могучая спина начала новое, решающее наступление на милиционеров. Автобус был переполнен, не было никакой возможности пробиться к дверям, кабина водителя пряталась в необозримой дали. Дернувшись пару раз, Колбин понял, что трепыхаться бессмысленно. Вход в темный, сверхъестественный мир помутнел, растворился среди скопления потных и злых голов…
… Паша, Хома и Ринат стояли вблизи Московского вокзала и хмуро смотрели на Федю. Федя тоже недовольно окидывал их взглядами. Честно говоря, он ожидал, что его команда будет более многочисленной, но для начала и это неплохо.
— … Еще раз повторяю. Хенсель уехал по нашим делам, а вы трое пока в моем распоряжении, — все более распаляясь, прорычал он.
— Ладно трепу. Про Хенселя мы выясним сами. А ты пока дело говори, сказал Хома.
Федя внутренне перевел дух. Важная победа была одержана:
— В общем так. Помните того пацана, которого в прошлый раз ловили?
— Ну.
— Не «ну», а «да» или "нет", — пронизывая троицу бешеным взглядом, громко сказал Федя.
— Да, помним.
— Надо его еще раз поймать.
— Так его же Хенсель из автомата прикончил!
— Видать, плохо прикончил, — объяснил Федя. — Снова ловить придется.
— Ты че, шутишь? В Питере! Пацана! Он что, сам к нам в руки прибежит?
— Может, и прибежит. Где мы стоим?
— Ну, у вокзала.
— Не у вокзала, а у Московского вокзала. Парень-то не дурак, наверняка в Москву поедет. Город большой — всяко устроиться можно.
— А может, он еще вчера укатил или сегодня утром? — предположил Ринат.
— Я всю ночь и утро у поездов дежурил. Его не было.
— А парень-то не дурак, — ехидно пробормотал Хома. — Что же он даже не появился.
— Я так думаю, что у него бабок тогда не было, вот он и не пришел, пояснил Федя.
— А может, он их и не достанет?
— Достанет, такой достанет.
— Ну хорошо, а где мы его ловить будем?
— Ваша задача такова: один со мной на платформе стоит, двое в зале ожидания смотрят, обедаем по очереди. Как увидите — окружайте. Крутите руки будто пьяному и тащите ко мне. Разговаривать с ним буду я сам. Поняли?
Все трое одновременно кивнули.
— Да, еще вот что. Хенселя нет, плачу я лично. Если поймаете, то по десять штук каждому.
Все трое кивнули еще раз и отправились дежурить по своим местам…
… До Московского вокзала я добрался без всяких происшествий. Правда, недалеко от него я немного заблудился и минут двадцать проплутал по окрестностям.
Но вот мой путь окончен, и величественное здание Московского вокзала совсем близко — через дорогу. Но сейчас мне не хотелось торопиться. Оборотни, если они все еще находились здесь, были несравненно опытнее меня и могли учуять мою незначительную персону первыми. Поэтому я весьма осторожно перешел дорогу и остановился в раздумьях.
И тут мое внимание привлекла куча народа, толпившаяся возле одного из углов вокзала. Оттуда доносились веселые звуки гармошки, и я без лишних слов поспешил им навстречу.
Толпа оказалась внушительной. Я потратил немало сил, прежде чем мне удалось выбраться на такое место, откуда уже удавалось хоть что-нибудь разглядеть.
На небольшом пятачке танцевала четверка парней в тельняшках. Они улыбались и лихо отплясывали веселый танец. Сбоку стоял пятый, который играл на гармошке и пел, а остальные время от времени подхватывали его слова. Но вокруг шумела толпа, и я так и не смог разобрать содержание песни. Закончив выступление. Гармонист подхватил с мостовой кепку с монетами и вместе с товарищами исчез в толпе.
Я протолкнулся в первый ряд, ожидая увидеть что-нибудь подобное. Но на помост из четырех деревянных ящиков, сдвинутых вместе, забрался мужик лет под сорок и, вытащив из кармана помятый листок, стал читать:
Который день, который час
Призывы верные слышны.
Читаем новый мы указ,
Лишь только б не было войны.
Солому скоро будем жрать,
И чистой нет в Неве волны.
Готов всю жизнь свою проспать,
И только не было б войны.
С экранов умники поют:
Карманы деньгами полны,
За нас шампанское нальют,
За мир! Чтоб не было войны.
Пропил я стол, пропил кровать,
Пропил последние штаны,
Чтоб дырки в нервах залатать,
Чтоб только не было войны.
Хоть душу я готов продать,
Но очередь у Сатаны.
А, и на это наплевать,
Ведь жить мы будем без войны.
Тепло отключат, да и газ.
И света нет, и нет воды.
Из тьмы в окно я в сотый раз
Гляжу: ну с богом. Нет войны!
А бог глядит, но облаков
Страну закрыли буруны.
Но бог, он видит без очков.
Живут отлично, без войны.
Республикам уж нет числа,
А помидорам нет цены.
Пускай хоть с голоду помрем,
Но сохраним мир от войны.