Фрэнк Герберт - Барьер Сантароги
Она направилась к нему, двигаясь так, как в том далеком прошлом, — ему никогда не забыть ее плавной походки.
Странный страх охватил Десейна — сродни тому, который испытывал аттический крестьянин перед дельфийской жрицей. Она была прекрасна… и смертельно опасна.
— Ты что, не хочешь спросить, как я себя чувствую? — спросила Дженни.
— Я и так вижу, что с тобой все в порядке, — ответил он.
Дженни сделала еще один шаг в его сторону и сказала:
— Клара подогнала к нашему дому машину Джерси Хофстедцера и оставила ее там для тебя. Сейчас автомобиль стоит в гараже.
Десейн вспомнил об этой прекрасной машине — вот еще одна приманка для него.
— Что ты принесла мне на этот раз? — спросил он. — Я не вижу у тебя в руках никакой еды. Тогда, возможно, яд на острие твоей шляпной булавки?
В глазах девушки появились слезы.
— Не подходи ко мне, — напомнил он. — Я люблю тебя.
Дженни согласно кивнула:
— Я действительно люблю тебя. И… И я понимаю, насколько опасной могу быть для тебя. Все время была… — Она зарыдала. — Я понимала, что должна быть от тебя подальше. Но больше не могла выдерживать этого. Как и сейчас.
— Ладно, все прошло, — сказал Десейн. — Кто старое помянет, тому глаз вон. Ты случайно не захватила с собой пистолет? Это оружие более эффективно, а пуля быстра.
Дженни топнула ногой.
— Джил, ты невыносим!
— Да ну?
— Ты изменился, да? — прошептала девушка. — Неужели ты не чувствуешь ничего…
— Я по-прежнему люблю тебя, — перебил ее Десейн. — Не подходи ко мне. Я люблю тебя.
Дженни прикусила губу.
— Разве не милосерднее было бы сделать это во время сна? — продолжал он изводить девушку. — И тогда я никогда бы не узнал, кто…
— Прекрати!
Внезапно Дженни сорвала с себя зеленый халат, под которым оказалась белая ночная рубашка, отделанная кружевами. Она стянула через голову ночную рубашку и, бросив ее на пол, осталась стоять обнаженная, глядя на Десейна сверкающими глазами.
— Убедился? — спросила она. — Здесь нет ничего, кроме женского тела! Ничего, кроме женщины, которая любит тебя. — Слезы текли по ее щекам. — В моих руках нет яда… О Джил… — Она зарыдала.
Он знал, что не может смотреть на нее — такую милую, изящную, желанную — и сохранять при этом холодную голову, способную рассуждать, поэтому заставил себя отвести взгляд в сторону. Она была прекрасной и смертельно опасной одновременно — последняя приманка, которой Сантарога пыталась завлечь его в свои сети.
От дверей донеслось шуршание одежды. Десейн повернулся.
Она стояла, снова одетая в зеленый халат. Щеки ее рдели, губы дрожали, веки были опущены. Затем Дженни медленно подняла глаза и встретилась с его взглядом.
— Я не стыжусь твоего присутствия, Джил, — начала она. — Я люблю тебя. Я хочу, чтобы между нами не существовало никаких тайн.
Десейн попытался проглотить комок, застрявший в горле. Богиня оказалась уязвимой. Из-за этого открытия его грудь сжалась от боли.
— Я хочу того же, — сказал он. — Джен… лучше тебе сейчас оставить меня одного. Если ты не сделаешь этого… я просто могу схватить тебя и изнасиловать.
Она попыталась улыбнуться, но не смогла, потом повернулась и выбежала из комнаты.
Дверь с шумом захлопнулась. На несколько секунд воцарилась тишина. Потом дверь снова открылась, и Десейн увидел Паже, стоящего в проеме и выглядывающего в коридор. Затем Десейн ясно расслышал звук закрывающихся дверей лифта. Паже зашел в комнату и закрыл за собой дверь.
— Что произошло между вами? — спросил он.
— По-моему, мы просто поссорились, а затем помирились, — ответил Десейн. — Хотя я не уверен.
Паже прокашлялся. Десейну показалось, что его круглое лицо выражает уверенность, однако было не похоже, чтобы доктор над чем-то усиленно думал. Десейн в этом нисколько не сомневался. Как бы то ни было, но тут же это выражение исчезло, а в широко раскрытых глазах появился интерес к Десейну.
— Вы выглядите гораздо лучше, — заметил Паже. — На щеках уже нет прежней бледности. Чувствуете, как к вам возвращаются силы?
— По правде говоря, да.
Паже взглянул на остатки сыра на тумбочке, подошел к ней и понюхал.
— Не совсем свежий, — произнес он. — Я скажу, чтобы прислали свежего.
— Да, пожалуйста, — сказал Десейн.
— Могу я взглянуть на ваши бинты? — спросил Паже.
— А я думал, что бинтами займется Бурдо.
— Уина задержало дома одно небольшое дельце. Вы знаете, завтра выходит замуж его дочь. Так что он придет позже.
— Я не знал.
— Сейчас как раз достраивается дом для молодых, — сказал Паже. — Небольшая задержка вышла из-за того, что мы решили построить четыре дома вместо одного. Место хорошее — вы с Дженни могли бы облюбовать один из них.
— Очень мило, — заметил Десейн. — Значит, вы собираетесь все вместе и строите дома для молодоженов.
— Мы заботимся о себе, — сказал Паже. — Прошу вас, позвольте мне наконец осмотреть ваши бинты.
— Пожалуйста.
— Я рад, что вы стали вести себя более благоразумно, — заметил Паже. — Я сейчас вернусь. — Он направился в лабораторию и через минуту вернулся с тележкой, поставил ее рядом с кроватью и начал снимать бинты с головы.
— Вижу, что вы впустую потратили время в лаборатории, — произнес Паже.
Десейн поморщился, когда доктор снял бинт с обожженного места на щеке.
— Значит, то, что я делал в лаборатории, оказалось напрасным?
— То, что вы делали? — переспросил Паже. Наклонившись поближе, он внимательно осмотрел щеку Десейна. — Похоже, лечение протекает великолепно. Я считаю, что не останется даже шрама.
— Я занимался поисками активного агента в Джасперсе, — сказал Десейн.
— Уже предпринималось несколько таких попыток, — заметил Паже. — Вся беда в том, что мы слишком заняты более насущными проблемами.
— А вы сами пытались? — поинтересовался Десейн.
— Когда был молодым.
Десейн подождал, пока Паже снимет с его головы бинт, и спросил:
— У вас остались какие-нибудь записи, выводы?
— Никаких записей. У меня никогда не оставалось на это времени. — Паже занялся правой рукой Десейна.
— Что же вы обнаружили?
— Я взял бульон, насыщенный аминокислотами. Очень похоже на дрожжи. А вот на этой руке, похоже, шрам останется, но вам не стоит особо волноваться, вскоре все заживет. И благодарить за это вам следует Джасперс!
— Что? — Десейн озадаченно уставился на Паже.
— Природа дает, природа же и забирает обратно. Да, изменения в химической структуре вашего тела делают вас более подверженным аллергии, но при этом ваше тело будет вылечиваться в пять-десять раз быстрее, чем во внешнем мире.
